АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

Сквозь слезы, которые больше не могу сдерживать, я улыбаюсь. Нежно и откровенно — ему одному. Именно сейчас.

— Пойдем спать, — пожав его руку, прошу, — тебе определенно нужно отдохнуть. К тому же, уже поздно.

— Ужин…

— Ужин сгорел, — шмыгнув носом, мрачно докладываю я, покачав головой, — извини меня.

Эдвард облизывает пересохшие губы, смотрит исключительно на меня. Ласкает взглядом — даже замученным, даже изможденным. Только ему это под силу.

— Я завтра накормлю тебя, Беллз, я обещаю. Чем захочешь.

Не сдержавшись, я кончиками пальцев, не успев остановить себя, провожу по его щеке. Как раз там, где уже подсохла слезная дорожка.

— Завтра мы решим что-нибудь с твоей болью. Так больше не может продолжаться.

Эдвард молчит и я, не медля, принимаю это за согласие. Все равно, как оно выражено. Главное, чтобы он мне не мешал.

Мы идем в комнату. В гостевую, а не на второй этаж — это сегодня за гранью возможного. Я приношу Эдварду пижаму и второй стакан воды, а промокшее и впитавшее шампунь одеяло заменяю вторым, из шкафа.

Мы лежим на постели в той позе, о которой я фантазировала. Только вот на спине я, а Эдвард у меня под боком, на груди. Обняв руками, прижимает к себе. Старается затихнуть под покрывалом.

Я честно пытаюсь дышать ровно. Но всхлипы непредсказуемы и просачиваются тогда, когда я ненадолго отпускаю контроль. Спасение от них вряд ли найдется.

Каллен замечает, принимает это.

Вернувшимися к, слава Богу, нормальному цвету ладонями гладит мои руки, бедра, талию. Обнимает, накрывая собой.

— Я никуда не денусь, Белла, — уверяет, придав голосу бодрости, — я абсолютно точно буду жить. Пожалуйста, только не плачь… не бойся.

Целует меня возле солнечного сплетения. Трется о кожу носом.

— Я тебя люблю, — просто отвечаю, не зная, что еще можно сегодня сказать. В голове, не смотря на растерянность и болезненные эмоции, уже формируется план действий на завтра, — сильнее всех, Эдвард.

Краешком губ он улыбается — мне заметно.

— Я тебя тоже. Даже больше. — Он крепко переплетает наши руки.

Так мы и засыпаем — не разжав пальцы. Это просто невозможно в свете того, что случилось за этот несчастный, такой недолгий вечер.

Будильник звенит в шесть сорок утра. Электронные часы, расположившиеся возле нашей постели, издавая малоприятные, зато будящие звуки, мигают. Кому-то пора вставать.

Недовольно, так, как будто в этой электронике затаился мой главный враг, приподнимаюсь и выключаю их долгим нажатием на кнопку. Будильник смолкает, часы тухнут. Быстрее, чем если выдернуть из розетки.

Я поворачиваюсь на другой бок, возвращаясь к Эдварду. Теперь он лежит не на мне, а рядом, на подушке. Правда, пальцы остались там же, где и вчера. Я была права насчет них.

Мужчина спит. Вернее, мне думается, что спит, потому что после первого же прикосновения к его плечу, когда пытаюсь устроиться поближе, он открывает глаза.

Постель теплая, простыни свежие, за окном солнце, и парочка его особенно смелых лучиков, не стыдясь, прогуливается по левой стороне лица моего мужа. Освещают его, делая оливы куда светлее, нежели прежде. Сейчас в них под силу угадать изумруд.

— Доброе утро, — улыбаюсь, все-таки прижавшись к его коже. Майка с короткими рукавами на размер больше нужного — чтобы было удобно. А потому немного сползает. Именно поэтому я получаю шанс увидеть то, что скрыто за плотной серой материей.

— Доброе, — отзывается мужчина, правой рукой, на которой лежу, притянув меня ближе, — хорошо спалось?

— А тебе?

— Просто восхитительно, — признается он, — у меня есть личный медвежонок Тедди, а с ним все ночи восхитительные.

Обнимает меня, наглядно демонстрируя свои слова. Крепко, как полагается, но нежно. Будто я плюшевая.

— Я рада, что с тобой все хорошо, — вздыхаю, с капелькой грусти посмотрев ему в глаза, — пусть так и остается.

Еще не до конца отошедший ото сна, Эдвард привстает на простынях и подушках, возвышаясь надо мной. Рукава его майки смешно топорщатся, волосы примялись, к тому же после вчерашнего недодуша они достаточно жирные, на щеке отпечаток подушки… Зато улыбка на губах одна из самых прекрасных, среди тех какие я видела. Она адресована мне. Она призвана успокоить.

— Белла, я не знаю, что вчера произошло, — честно признается он, — но я постараюсь сделать так, чтобы этого больше не повторилось. И уж точно не стану понапрасну тебя пугать.

— Ты мог расшибиться, — хмуро отвечаю, недовольная таким окончанием фразы, — прекрати. Ты же знаешь, что всегда можешь позвать меня. Эдвард, ты абсолютно прав, если бы ты упал, ударившись о душ или о раковину… ты бы испугал меня куда сильнее.

По спине пробегают неприятные маленькие мурашки, а глаза мутнеют. Как представлю, так и все… черт!

— Я к тому, что буду внимательней. Если что-то беспокоит, буду сидеть в окружении диванов и пить таблетки, пока не пройдет.

Его юмор, его шутливое настроение и отчаянные попытки хоть как-то стереть испуг с моего лица не достигают конечной цели. Это совсем не то, что мне хотелось бы услышать.

— А я к тому, что тебе давным-давно пора съездить в больницу. Давай не будем думать, что это может быть… — меня передергивает, а ладонь, все еще держащая его руку, сжимается сильнее, — ограничимся простыми приступами мигрени. Но надо узнать точно.

Эдвард закатывает глаза, недовольный моими рассуждениями. Укладывается обратно на спину, давая солнцу вернуть утраченные позиции. Теперь оно щекочет мое лицо.

— Белла, эти боли называются кластерными, — предельно откровенно, но все же с явным пересиливанием себя, признается муж, — они наступают периодами и их можно только снимать, не лечить. Могут не проявляться два года, могут не проявляться даже пять, а потом раз — и вернуться. Как правило, больше чем на три месяца они не затягиваются.

— Ты изучал вопрос… — ошарашенно бормочу я, сопоставляя услышанное с реальностью.

— Поверь, у меня был резон, — он фыркает, — так что больница — это далеко не выход. Я уж скорее прибегну к альтернативной медицине, чем к их кислородным маскам. Легче от них не становится.

— Но мы хотя бы попробуем…

— У тебя есть время пробовать? У меня нет, — категорично заявляет Эдвард, все-таки расцепив наши пальцы. Его хорошее настроение тает, как льдинка на солнце, а я ничего не могу сделать, — в любом случае это явно не разговор для такого времени. Поспи еще.

Он чмокает меня в лоб, немного выгнувшись на постели. Быстро, просто как данность, из приличия. И мне жутко не чувствовать той теплоты, которую он обычно в это вкладывает.

— Не обижайся, — перехватывая его руку, когда собирается поправить майку и подняться, прошу я. Смотрю виновато, чуть прикусываю губу, — Эдвард, честно, я просто боюсь за тебя… И мне кажется, кто-нибудь из специалистов сможет тебе помочь. Пожалуйста, дай мне шанс попробовать. И себе.