АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

Любимый меня целует. Теперь его поцелуи всегда осторожны и трепетны, словно бы наполненные особым смыслом. Эдвард лелеет меня и боится опрометчиво как-то не так коснуться. Такое ощущение, что выкидыш у меня был вчера, а не несколько недель назад… и, боюсь, подобное положение дел уже не исправить. Он всегда будет аккуратнее, чем нужно.

Ну и ладно. Повод для меня научиться ему соответствовать. Кто-кто, а Эдвард заслуживает тонны ласки. И я их, не скупясь, ему подарю.

Отвечаю на поцелуй, не ускоряя его и не углубляя. Просто кладу ладонь обратно на шею мужчине, а второй рукой переплетаю наши пальцы, включая те, что с обручальными кольцами. Маленький, но символ полного единения. Нам подходит.

— Доброе утро, мой пленник…

— Доброе утро, солнце, — влюбленно отзывается муж. Новый поцелуй не заставляет себя ждать.

Грустную улыбку вызывает тот факт, что я уже почти забыла, каким может быть утро. Пропитанное нежностью и грядущим хорошим днем, светлое даже в холодной Норвегии, залитое любовью, как густым сиропом, и поданное с пенкой добра, которой так часто не хватает.

Моим любимым кофе долгое время был американо, но сейчас я понимаю, что отдала бы предпочтение латте. Состав молока — ласки — запредельный. А он приносит удовольствие.

Впрочем, чтобы Эдвард отказался от своего эспрессо, вряд ли стоит ожидать.

Я помню все, что вчера сказал мне Аро. Я помню весь вчерашний вечер в принципе. И хоть не стоит это потрясающее утро портить такими невеселыми мыслями, я не отступлюсь, поддавшись на умелую игру мужа. В упряжке нас двое.

— Знаешь, у меня есть отличная идея, — заговорщицки, вторгаясь в мои мысли, на ухо бормочет Эдвард.

Не удерживаясь, глажу его лицо, особое внимание уделяя четким синякам под глазами. Стало чуть лучше со вчерашнего дня — он больше спал, какие-то морщинки пропали. Но в основном картина та же, волосы те же… а это удручает до рези где-то возле сердца. Терпеть не могу его страданий. А нынче все страдания Эдварда отражаются на его лице.

— Какая идея, любовь моя?

Он все чаще говорит со мной именно так. Нежно. Нежно, а затем грубо… но теперь я хотя бы знаю, почему.

— Душ, — муж, делая вид, что не замечает моего взгляда, трется своим носом о мой, — для тебя. А я пока принесу завтрак в постель.

— Так плохо пахну?

— Ты пахнешь восхитительно, — Эдвард с обожанием зарывается лицом в мои волосы, целует кожу лица, — ты пахнешь собой, моя девочка, а это лучший запах… но, я подумал, так мы убьем сразу двух зайцев.

Я смотрю в его глаза. Темные оливы — святая невинность. Но что-то мне подсказывает, а от этого колючего обмана хочется плакать, что не успею я переступить порог ванной, как новая таблетка окажется у него во рту. Эдвард пытается легально спровадить меня, чтобы принять лекарство. Неужели пьет он их до приступов тоже?..

— А со мной не хочешь? — увиливаю, стараясь не выдать себя раньше времени. Эдвард крайне проницателен, когда меня подозревает. А он подозревает, к гадалке не ходи.

— Изабелла, я… не могу.

— Не можешь?

Моя изогнутая бровь его забавит. Но в то же время Эдвард закусывает губу, чуть опуская ресницы. Смотрит на меня с разгорающимся в глазах огоньком. Это похоть.

— Не могу, — убежденно кивает он, — я не был с тобой слишком долго, а нам до сих пор нельзя. К тому же, вряд ли ты меня хочешь… а вид твоего обнаженного тела… мне проще сразу пойти топиться.

Меня как будто пронзает маленький острый луч. До самого сердца.

— Что такое, Белла? — встревоженный Эдвард прекращает игру. Всматривается в мое лицо, — прости, если я сказал что-то не то. Я не стану больше.

— Не говори о смерти, — хмуро прошу я.

Взгляд мужа смягчается.

— Рыбка, смерть нам больше не грозит. Это правда.

— И все равно — ее уже было достаточно.

— Как скажешь, — не спорит он. Наскоро целует мой лоб, — давай тогда начнем это утро. Я могу даже отнести тебя в ванную, если хочешь.

Я с силой зажмуриваюсь.

— Эдвард, как часто у тебя болит голова?

Такой мой вопрос в ответ на его щедрое предложение мужчину изумляет. Он рассеянно поглаживает мою спину, чуть ослабив захват пальцами на ладони.

— Сейчас, из-за смены препарата, чуть чаще. И сильнее.

Я стискиваю зубы.

— Насколько?

— В два раза.

Дыши. Только дыши.

Я нахожу в себе силы довольно мирно кивнуть.

— А сейчас болит?

Эдвард смиряет меня подозрительным взглядом. Но не молчит.

— Нет.

— Тогда я бы хотела поговорить с тобой после завтрака. Довольно серьезно, если честно.

Ему не нравится. Столько времени проведя рядом, я прекрасно знаю, как выглядит выражение любимого лица в такой момент. И то, что уголки губ Эдварда немного опускаются, а брови супятся, о многом говорит. Конечно, он пытается контролировать лицо и делает все, чтобы изменения были минимально заметны, но мне видно. К счастью или сожалению, теперь мне видно все. Безоблачные времена прошли и все события за эти месяцы бесповоротно нас изменили. Нас обоих. Придется смириться.

— Белла, мы столько времени провели порознь… не лучше ли эти пару дней говорить только о хорошем? И желательно не о том, что в прошлом?

Я бы послушала его чуточку раньше. Я бы ему поверила и ужаснулась своей идее разговаривать о плохом, когда оно закончилось, когда есть шанс на лучшее.

Но не теперь. Сейчас за себя вчерашнюю, что утром, что ночью, мне стыдно. И я зла. Как же могла не догадаться…

— Нам нужно поговорить, — твердо заявляю я, отметая все его способы уйти от темы, — пожалуйста, Эдвард. И я пойду в душ.

Каллен, глядя на меня сверху вниз, прищуривается. Но без лишних слов.

— Ладно.

— Ладно, — эхом поддерживаю я. И уже собираюсь встать, пусть даже скрепя сердце, чтобы исполнить свое обещание, ведь нельзя откладывать этот необходимый разговор. Но не успеваю. Распутывая наш клубок из тел, неожиданно проворный Эдвард поднимает меня на руки. И движется прямо к двери уборной.

— Я все-таки отнесу тебя в ванную, — не принимая никаких отказов, беспечно докладывает он. Но лоб мой целует крепко и долго. Слишком долго.

Час спустя, сидя друг напротив друга — Эдвард на нашей постели, а я на излюбленном месте на подоконнике, с накинутым на плечи пледом — мы готовы начать говорить.

Но точнее сказать — мы должны быть готовы. Потому что нам приходится.

Как бы не велик был на двоих завтрак из двойного омлета и целого свежего багета с маслом и клубничным конфитюром, как бы усиленно Эдвард не подливал в мою кружку черного чая, рано или поздно, еда и питье заканчиваются. И, отправив Марену с нашей посудой вниз, мы остаемся вдвоем.

Нам жизненно важно поговорить.

Эдвард, сложив руки на груди, с ожиданием на меня смотрит. В джинсах и рубашке, сменившей пуловер, он похож на себя прежнего. И волосы, и глаза, и брови, и губы… я тоже по нему ужасно соскучилась.