АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

Аро вздыхает.

— Но с появлением на горизонте Алессандро Иффа, к сожалению, о расслаблении можно было забыть. А отсутствие достаточного отдыха и постоянный стресс — прямой путь к усилению болей, что вы тоже знаете не хуже меня. И ваш отъезд, хоть никто не спорит о его необходимости, более того, я сам предложил Эдварду это решение для вас, стал последней каплей. Так плохо, как за эти две недели, ему еще не было. Мне довелось часто быть рядом, и я могу это подтвердить. Именно нетерпимость болей и, как Эдвард говорил, необходимость иметь трезвую голову для осуществления нашего плана заставили его сменить препарат.

Вольтури поглаживает тыльную сторону моей ладони.

— Изабелла, раньше он принимал сильные, но все же общие, обыкновенные анальгетики. Опять же, противосудорожные препараты… Однако теперь Эдвард использует те лекарства, в составе которых имеется морфий, — видя мои мгновенно распахнувшиеся глаза, Вольтури, отметая любую теорию о том, что оговорился или же сказал лишнее, едва заметно качает головой, — Изабелла, это правда. Их обезболивающий эффект выше всяких похвал, к тому же, он довольно долговременный. Но морфий — это наркотическое вещество. И его применение в таком роде и количестве, что допускает Эдвард, в лучшем случае приводит к наркозависимости… Я говорил с ним и не раз. Но он не желает меня слушать.

— Морфий… настоящий морфий?

— Изабелла, я рассказываю вам это не для того, чтобы напугать. И, конечно же, не для того, чтобы всего лишь очистить свою совесть. Я хочу помочь ему и помочь вам. Я знаю, что только у вас, как у человека, изменившего мир Эдварда полностью, есть возможность достучаться до него. Я готов оказать любое содействие, что бы оно в себе ни несло. А скрывать от вас правду — худшее попущение его действиям с моей стороны. Даже вопреки нашей с Эдвардом дружбе.

Я его слушаю, а сама думаю о том, что слышу. И вспоминаю увиденное за последние сутки.

После того странного поведения Каллена, за которое он после усиленно просил у меня прощение и которое так разнилось с ним прежним, я, проснувшись утром, обнаружила на прикроватной тумбочке вскрытую упаковку с одиночной таблеткой. Но прежде, чем разглядела, что это за лекарство, Эдвард успел ее забрать.

Сменили препарат, он сказал. Он сменил.

Побочный эффект, он сказал. Он ощутил. И я ощутила.

И несложно установить даже тому, кто совершенно не знаком с миром опиатов и в принципе любой фармацевтикой, что если поведение человека меняется, а у него был шанс что-то принять… речь идет о наркотиках. И ломке.

Боже, неужели у Эдварда вчерашним утром был «звоночек» ломки?

Не успев себя остановить, я в ужасе накрываю рот ладонью.

…И зрачки расширены. И он держался за волосы. Он тянул волосы. Ему будто бы было больно, как я заметила…

Только не это.

— Мы не должны поддаваться панике, — привлекая к себе внимание, Аро пожимает мою руку, — пока в наших силах это прекратить и помочь ему. Мы должны сделать все возможное. И теперь, когда вы все знаете, это проще. Вы не одни, Изабелла. Пожалуйста, поверьте мне.

— Это ведь точно, да? То, что вы говорите?

Аро больно тушить надежду в моих глазах и тоне. Но выбора он себе не оставляет.

— Да, к моему огромному сожалению. И именно об этом Эдвард призывал меня молчать во время сегодняшнего ужина.

Ну конечно. Эта странная боязнь Эдвардом Аро. Попытка увести меня поскорее. Заговорить. Не дать услышать.

Он прячется. Снова. И в таком ужасном случае…

— Но что же мы можем? — отчаянно бормочу я. На глаза просятся слезы. Это слишком, слишком много. Накрывает небезызвестной морской волной.

— Говорить, — у Вольтури уже готов ответ, он спокойнее меня, он верит в благополучный исход, — слова — великая вещь, моя дорогая. И ими можно достучаться до человека. Мы будем говорить. Мы найдем альтернативу этому препарату. И мы сможем убедить его, что есть варианты получше, чем морфий.

Я гляжу на Аро с вопиющим детским отчаяньем. Мне никогда прежде не было так страшно. Это словно бы разрядом под кожу. Глубоко, до самого основания, до самых костей. Привычный мир перевернуть, изувечить, надругаться над ним… а потом выбирать осколки на руинах. От предстоящего действа перехватывает дыхание.

Я хочу закрыть глаза, а проснуться там, в своем маленьком домике в Сиднее, под боком Эдварда, пока еще моего жениха. Чтобы мы вместе посмеялись над моим реалистичным кошмаром, поцеловали друг друга, а потом сварили кофе и, растворившись в его аромате, уверяли и себя, и любимого, что все это — глупости. С нами никогда такого не будет. Ничего столь страшного. Ничего столь ужасного. Оно все там, далеко, за пределами понимания. А у нас будет счастливая и умиротворенная семейная жизнь. Достойная.

Только я не там. И Эдвард не там. И уже не уверена, что мы хоть когда-нибудь оба там снова окажемся.

Реальность жестче, чем представляется в наших мечтах, а удары ее, как правило наотмашь, больнее. Раньше мне казалось, что мы справимся со всем вдвоем. При условии близости и доверия. Но теперь… теперь, я боюсь, этого мало. Я боюсь своей слабости, своей неспособности дарить силу тому, кто в ней нуждается. Быть Эдварду равной и нужной. Быть ему опорой.

С потерей Птенчика я потеряла часть себя.

С этой двухнедельной вынужденной разлукой, как бы гостеприимен ни был Аро, добр Даниэль и безопасен замок — вторую часть.

А их всего, похоже, было четыре. У кого-то из моих любимых философов была такая теория. О четырех частях души.

Моя уверенность тает на глазах. Может, поэтому Эдвард и перешел на опиаты?.. Он больше не ощущает моей поддержки, как прежде… неужели я виновата?

Подобные мысли сил не придают, ровно как и спокойствия. А оно как раз требуется.

Обеспокоенный взгляд Аро, он сам, сидящий напротив меня… это Зазеркалье, не иначе. Но в Зазеркалье этом теперь вся наша жизнь.

— Вы правы, — дав себе немного времени, твердо произношу я, — мы сможем ему помочь, раз ему необходима наша помощь. Морфий отбирает ту жизнь, которую он заслужил, а это непозволительно. Это надо исправить.

Вольтури смотрит на меня гордо, даже если в уголках глаз есть чуточку снисходительности. Но я почему-то не сомневаюсь в его готовности помочь. И уверена, что все слова, сказанные здесь, не были пустыми.

— Обязательно, Белла, — просто отвечает он. Кивает мне на многострадальный чай, так и оставшийся не отведанным.

Я беру кружку в руки. Как основание скрепления нашей сделки. Ее посыл.

— Спасибо вам большое за то, что рассказали мне, Аро, — пробуя чай, имеющий специфический привкус, не упускаю возможности сказать я, усиливается это желание, — это для меня очень важно и мне не подобрать слов об этой важности. Я очень люблю Эдварда. И я сделаю все для его благополучия, чего бы мне это ни стоило.