АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

И это правда. Я сделаю. Та уверенность, что таяла, укрепляет свои позиции, даже если и неожиданно. Я просто представляю силу своей любви к мужу, силу желания прожить с ним всю жизнь и наконец родить Птенчика… и не могу иначе. Я справлюсь ради него. Потому что ради меня, с меньшими или большими потерями, что, впрочем, неважно, он справился.

— Я не сомневаюсь в вашей любви, милая, — отпуская мою руку, Вольтури глубоко вздыхает. Допивает свой чай, — и так же не сомневаюсь, что все будет в порядке. Время отныне у нас есть, а оно — главный лекарь и союзник.

Краешком губ я ему улыбаюсь. Предчувствие тогда, на острове, не обманули… Аро достойный человек. Хороший, добрый и достойный. Познакомившись поближе с миром Эдварда и окружающими его людьми, я научилась ценить, как это важно. Важнее всего.

А это побуждает, в благодарность, кое-что сказать и самому Вольтури… надеюсь, у меня есть такое право. Хоть отчасти.

— Аро, я прошу прощения, возможно, это не мое дело, — нерешительно прикусив губу и опасливо гляжу на дверь, в надежде, что нас никто не подслушивает, — но я бы все-таки хотела это сказать. О Даниэле.

Мужчина обращается во внимание. Морщинки стягивают его лицо у лба, у глаз. И в зрачках меняется выражение.

Аро сглатывает.

— Я слушаю, Белла.

Я тщательно подбираю слова. Раз уж начала, говори. Будет только лучше.

— Он очень любит вас… но в то же время он сильно обеспокоен, что вы сравниваете его… с отцом. Насколько мне стало понятно, он боится потерять вас, если не будет похож на него… — меня накрывает румянцем, что сразу же пронизывает все внутри тончайшей паутиной. Это куда сложнее, чем я думала. Столь интимно и закрыто… не уверена, что могу говорить. Нет, даже больше — уверена, что не могу. Это неправильно.

Однако и Аро, и Даниэль помогли мне… возможно, я тоже смогу им помочь?

— Он так думает? — Вольтури бледнеет. И голос его тоже тускнеет, становясь более хриплым, тихим.

— Да, — не смею утаивать, — он когда-то сказал мне это… он был очень расстроен, поэтому сказал, я думаю, не особенно хотел делиться, но… так получилось. Не мне давать вам советы, но, быть может, вам нужно поговорить с ним об этом? Или о его чувствах… чтобы разобраться.

Не ожидавший такого течения разговора, мигом растерявший свое спокойствие, Аро выглядит глубоко пораженным. Он дышит чаще, хмурится сильнее. И раз за разом, похоже, проигрывает в голове мои слова.

— Вы для него очень важны, поэтому он сомневается. Нет другой причины, — напоследок, в то же время надеясь подбодрить, говорю я.

Аро долго ничего мне не отвечает. Он задумчиво смотрит на свою чашку, на стол, на стену…

А я допиваю чай. До последней капли.

— Спасибо.

Поднимаю на мужчину глаза, поразившись той силе признательности, какая поселилась в его тоне. И вдруг вместо черных глаз, уставших и загнанных, встречаю черные глаза, горящие ярким огнем жизни, вторгнувшимся в их мир. Похожим на тот, каким обладал Аро прежде.

Он любит этого мальчика, я вижу.

И куда сильнее, чем Даниэль может представить. Это уж точно.

Успокаивает…

— Пожалуйста, — мягко и тепло, на сей раз самостоятельно тронув его руку, шепчу я. И поднимаюсь со своего места, не забыв поблагодарить хозяина за чай. — Спокойной ночи, Аро…

— Спокойной ночи, Изабелла, — не вставая, он просто смотрит на меня. Но так, что сомнений не остается — мы справимся. Вместе, как он и обещал.

Не зря я сказала Вольтури о Даниэле… он действительно это заслужил.

Я поднимаюсь к себе. Я тихонько прикрываю дверь, вслушиваясь в звуки комнаты и дыхание спящего мужа. Я осторожно забираюсь к нему постель, прижавшись мягко, но почти сразу же тесно. Я легонько касаюсь его плеча, тепло улыбнувшись, и уже собираюсь вернуться к Морфею, как… Эдвард открывает глаза. Сонные, но мрачные. Настороженные.

— Где ты была? — почти обвиняющим тоном зовет он.

Надеясь на остатки актерских способностей, я говорю ему почти правду:

— Мне не спалось. Хиль сварила зеленого чая. Она говорит, он успокаивает.

Эдвард недоверчиво наклоняется к моим губам, осторожно их коснувшись своими. Он что, ищет аромат чая?

— Я мог бы составить тебе компанию… или успокоить здесь.

— Я бы не стала будить тебя, Эдвард, — потянувшись к его губам за ответным маленьким поцелуем, глажу его щеку, — не придумывай лишнего. Давай лучше поспим.

— Это не лишнее. Я не хочу больше упускать тебя из виду, — его рука едва ли не захватническим образом утягивает меня к себе. Максимально близко. Тон грубеет, — считай это блажью, но теперь это так.

— Я не убегу от тебя…

— Пытаюсь верить. Но умудряешься.

— За чаем, — не глядя на все услышанное, на все понятое сегодня, мне смешно. Я с нежностью глажу мужа, стараясь подавить грусть по поводу приема им чертовых таблеток. Он такой красивый. Он такой любимый мной. Он мой. Никто и никогда, даже сам Эдвард Каллен, не уговорит меня дать ему спокойно нестись к краю пропасти. Или же сделать с ее края последний шаг.

Уверенность наполняет меня рядом с мужем. Я не слабая. Не сейчас. Я смогу его уберечь.

— Я люблю тебя, — предваряя все те слова, что еще намерен сказать, целую мужа в щеку, — засыпай. И утром, обещаю, мы выпьем с тобой этого зеленого чая вдвоем. Спокойной ночи, Эдвард.

Мужчина что-то бормочет, вроде бы несогласный, но то, как держу его, то, что я рядом… унимает. И, в конце концов, Каллен это признает.

— Спокойной ночи, моя маленькая рыбка.

Я вздыхаю ему в грудь. Целую область у сердца.

Из-за твоего упрямства все беды, любовь моя.

Но мы их поборем. Мы ведь вместе, правильно? А этого будет достаточно.

Я клянусь.

Следующим утром я просыпаюсь у Эдварда на груди.

Хотя на груди — мягко сказано. Моя голова покоится на его груди, вслушиваясь в ровное глубокое дыхание, пока тело заняло позиции на остальной части тела. Мои ноги крепко переплетены с его ногами, руки до покраснения кожи обвили шею мужа, а бедрами я уверенно касаюсь его талии.

Я держу Эдварда, словно он собирается сбежать от меня. И когда обнаруживаю это, с трудом открыв глаза, первое, что слышу: нежный смех. Мужчина, запутываясь пальцами в моих волосах, гладит кожу.

— Надежная поза, — беззлобно поддевает он.

Покраснев, я, не тая улыбки, смятенно разжимаю руки.

— Прости меня…

Обладатель темных олив перехватывает мою ладонь. А подбородок приподнимает двумя сложенными пальцами, не давая избежать прямого взгляда. Глядит с истинным любованием. Я даже теряюсь.

— Ты стала смущаться, радость моя, чаще нужного.

— Я тебя нагло захватила…

— А кто сказал, что твой плен мне не сладок? — Эдвард подмигивает мне, наклонившись и чмокнув в нос, — ты схватила и ты даже стреножила, — он с улыбкой кивает на наши тесно сплетенные ноги, — но ты со мной и так я могу чувствовать тебя еще лучше. Я давно мечтал о таком захвате, малыш.