АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Я, заставив пальцы подчиниться и отпустить злосчастную ручку, успеваю спуститься по лестнице, дважды споткнувшись, к тому моменту, как мистер Каллен покидает комнату.

Не удивлюсь, если он меня заметил, но когда папочка Джерри через стеклянные двери попадает на веранду, мы с малышом уже расстилаем на теплом утреннем песке зеленое полотенце…

— Крем в сумке.

С трудом выпутавшись из дремоты, пришедшей вместе с расслаблением от яркого солнышка и тихого плеска маленьких волн, открываю глаза, оборачиваясь на голос. Обращаются явно ко мне.

Эдвард. Мокрый от недавнего «погружения», с маленьким желтым ведерком в руке — видимо, за ним и пришел сюда — стоит рядом, неодобрительно глядя на мою спину.

Прикусываю губу, когда воспоминания с легкостью подсовывают недавнюю картинку, подсмотренную сквозь дверную щель. Вдох прерывается на полпути — воздух будто перекрывают.

— Держи, — вздыхает, собственноручно извлекая из небольшой пляжной сумки оранжевый флакончик с изображением шезлонгов и разноцветными зонтиками на этикетке. — Иначе сгоришь.

С сомнением смотрю на небо, постепенно затягивающееся небольшими тучками. Мягкий ветер прогоняет жару, а лучи уже не кажутся такими яркими, как прежде. Что за глупости?

— Мне и одного раза хватит, — отзываюсь, отворачиваясь обратно.

— Белла, не испытывай мое терпение, — предупреждающе, но тихо рычит он, — я ведь могу и силой заставить тебя послушаться…

Этот тон… из ночи. Я помню! Я помню эти чертовы ненавистные нотки!

Чего точно не ожидала, так это того, что в безмятежном Чили придется вернуться к тому, с чего мы начинали в белом особняке. Ну уж нет!

— Глупая трата сил, — огрызаюсь, демонстративно закрывая глаза. Придаю голосу столько безразличия и жесткости, сколько найдется. Не вы один умеете играть в такие игры, мистер Каллен. — Намажь лучше Джерома.

В какой-то момент из-за повисшей тишины мне кажется, что Эдвард сейчас подумывает над тем, как бы всунуть этот флакончик мне… под кожу — его гнев очевиден — но ничего подобного не происходит.

Глубоко и быстро вздохнув, он разворачивается — тень, укрывавшая мои плечи, пропадает — забирая крем с собой.

— Удачно поджариться, Изабелла, — слышу вслед.

Хочу что-то ответить, но малость замешкавшись, передумываю — рядом его уже точно нет.

Вместо этого утыкаюсь носом в полотенце, пытаясь успокоиться. Мне горько, неприятно и страшно. Я не знаю, что будет дальше, и это неведение хуже всего иного. Я его ненавижу.

Остается лишь понадеяться, что все как-нибудь встанет на свои места. Иначе в Америку мы вернемся кровными врагами…

Этот день — последний полноценный — несмотря на разлады, мы проводим довольно весело. Как и прежде кормим чаек, под конец обнаглевших настолько, чтобы выхватывать хлебцы прямо из рук, как прежде играем с дельфинами — только сегодня осмотрительные животные не подплывают так близко, как раньше. Видимо чувствуют то, что повисло между нами. И даже мультфильмы Джерри — в перерывах между купанием и лепкой из песка — смотрим втроем. И чем больше идет время, чем больше его провожу рядом с Калленами, тем больше успокаиваюсь. Все-таки все не так страшно, а уж обиды и точно не смертельны. Да, на моей ладони ещё есть отпечаток слоненка (для Джерри я порезалась формочкой маффина), да, я все ещё помню «ошибаешься» Эдварда — одну из причин прорыдать всю ночь в другой спальне, вдали от моего ангелочка, и да, я не забыла о наркотиках, которые, как оказалось, принес наш проводник. В день приезда, когда Эдвард отпустил нас в дом, разговаривая с мужчиной и держа наготове бумажник, они говорили не о безопасности резиденции, нет. Нисколько. Предметов разговора явился спасительный «чудо-препарат»…

… А ещё я знаю, что случилось с Джеромом. Знаю, почему и кто сделал ему так больно, что это не дает спать по ночам. Я очень многое знаю. И сценка, разыгравшаяся перед глазами этим утром, когда Эдвард разглядывал гематому на ноге, хмуро глядя в зеркало, не исключение.

В выяснении отношений и раскрытии тайн мы точно продвинулись. На огромное расстояние.

Может, все не так плохо?..

Пока мы ещё здесь, пока в безопасности, пока рядом… нужны ли эти ссоры и выяснения отношений? Не хватит ли острых ощущений в дождливом по весне США, когда вернемся? Нужно портить отдых?..

Я глубоко вздыхаю, чмокая белокурую макушку маленького солнышка, устроившегося в моих объятьях. И тут же получаю поцелуй обратно — в ладонь.

Оглядываюсь на Эдварда — он делает вид, что внимательно следит за происходящим на экране, но, зная этого мужчину, могу быть уверена, что боковым зрением он подмечает каждое мое движение. И сегодняшний день исключением не становится, это точно.

С некоторой робостью и грустью, не касавшейся за эти дни никого из нас до вчерашней ночи, осторожно переплетаю наши пальцы. Легонько, едва-едва — если не захочет, я уберу руку. Но, похоже, это желание обоюдно. Длинные пальцы никуда не исчезают, наоборот, чуточку крепче прижимаются к моим.

Эдвард по-прежнему на меня не смотрит, по-прежнему уделяет Чипу и Дейлу больше внимания, чем тому, что происходит в комнате, но, могу поклясться, расслабляется. Возможно, не так сильно, как хотелось бы, но довольно ощутимо. Успокоенно выдыхает…

На мгновенье мне кажется, что я прощаю ему. Все.

… За весь день я не вспомнила о пожелании мистера Каллена — да и был ли повод? В голову не приходило даже мыслей, хоть как-то схожих с этой темой… Зато к вечеру, как только пришла пора укладывать Джерри спать и нужно было подняться с мягкого дивана, ощутила всю полноту обещанного, всю правоту мужчины. Вся задняя часть тела ныла и горела так сильно, будто мгновенье назад по ней вволю поскребли наждачной бумагой. Ощущение, в принципе неизведанное до сегодня. Плакать от боли — единственное, чего хотелось.

Но под удивленным взглядом Джерома это было непозволительной роскошью. А потому, сжав зубы, пришлось выдавить улыбку, подняться и, уложив его в постель, делать вид, что все хорошо, что совсем не больно, до тех пор, пока малыш не заснул.

Мне захотелось позвать Эдварда — вряд ли без его помощи мне удастся добраться до другой комнаты — но, отвлеченный каким-то звонком, мистер Каллен, меряя шагами балкон, приглушенно разговаривал с кем-то и, судя по выражению его лица, разговор не был пустяковым.

И я ушла. Глотая слезы, сама встала, плотно закрыв дверь спальни Джерри.

И только тут, в комнате, где уже ночевала, в комнате, где плакала не так давно, обернув пылающие ноги ледяным мокрым полотенцем, я позволила слезам вернуться.

Сейчас у меня снова было на это право.

Надо было послушаться…

Кажется, я заснула. Нет, скорее не заснула, а задремала — тело слишком жжет, чтобы заснуть. А потому, когда что-то холодное прикасается к ногам, вызывая волну боли, распахиваю глаза куда быстрее, чем после обычного кошмара. Первое и единственное движение — попытка прекратить болезненные касания — вполне справедливо завершается стоном: все становится лишь хуже. Обожженное тело точно не нуждается в излишней активности.