АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

— Случилось, Белла, — он опускает глаза, вынимая из папки, которую всё время носит в руках, прозрачный файл с находящимися внутри бумажками. Он протягивает их мне, и я, непонимающе принимая файл, разглядываю их. Внутри взгляд улавливает кардиограмму сердца. Почему-то ощущаю страх, глядя на запечатлённое хаотичное движение ритма.

За тот год, что я и Тони боремся с его пороком, я уже научилась определять, что к чему относится, но сейчас всё будто впервые. Я не понимаю, что здесь изображено, не могу объяснить. С таким я ещё не встречалась.

— Что это? — поднимаю испуганные глаза на доктора Маслоу, и тот поджимает губы, проговаривая следующее:

— Острая сердечная недостаточность…

— Что это значит? — цепляюсь руками в металлическую поверхность стульев, чувствуя, как страх ледяными оковами охватывает моё собственное сердце. Если бы была возможность, я бы отдала его Энтони. Даже не задумываясь.… Но я не могу. Я вынуждена сгорать здесь от ужаса, ожидая пока всё это прекратится. То счастье, коим я светилась с утра, сейчас казалось ужасно далёким. Мне страшно, очень страшно. Я не знаю, что будет через секунду, лишь умоляюще смотрю в глаза Джеймса, ожидая объяснения. Может быть, всё не так плохо? Господи, да помоги же ты мне! Спаси моего сына!

— Сердечная недостаточность — комплекс расстройств, обусловленный, главным образом, понижением сократительной способностью сердечной мышцы, — изрекает доктор Маслоу, отводя от меня взгляд и все ещё поджимая губы. — Возникает при переутомлении сердца, но в вашем случае из-за нарушения кровоснабжения.

— Где Энтони? — меня подбрасывает на стуле, едва слышу подобные объяснения. В кровь, будто впрыскивают сильную дозу адреналина, глаза выхватывают каждую мелочь, каждую пылинку в коридоре. Проходящая мимо медсестра бросает на меня сочувствующий взгляд. Но едва я успею кинуться к ней с мольбами отвести меня к Тони, как Джеймс хватает меня за руку, усаживает обратно на стул:

— Мисс Мейсен, соберитесь, сейчас вам понадобится вся ваша выдержка!

— Он же выживет, правда? Он будет жить? — даже не пытаясь прятать слёзы, хватаюсь рукой за ладонь доктора, едва ли не падая перед ним на колени. И я упаду. Я сделаю всё что угодно. Всё, что будет нужно. Всё, что будет глупо и пусть даже убийственно. Но если это поможет Энтони — я всё сделаю. Умру сама, но его спасу… Я ведь мать, мать! И мой ребёнок, мой малыш, прямо сейчас может оставить меня, может умереть!

— Присядьте, Белла, — он поддерживает меня за локти, усаживая на стулья рядом с собой и обращая полный профессионализма взгляд на мои заплаканные глаза, начинает говорить то, что я едва разбираю от рыданий, вырывающихся из груди: — Сейчас ваш ребёнок в реанимации, мы делаем всё возможное. Я могу гарантировать, что у него есть двадцать пять процентов из ста, чтобы выжить. Мы вовремя диагностировали проблему. Это кардиогенный шок…

— Кардио… что? — от рыданий слова выскальзывают обрывками, а в голове пульсирует лишь одна фраза: «Господи, помоги, спаси, убереги, сохрани!». Беспрерывно молюсь и в то же время слушаю доктора. Но ни одного слова, которое, хоть немного облегчило бы мои страдания, не слышу:

— Кардиогенный шок — крайняя степень левожелудочковой недостаточности, которая приводит к неадекватному кровоснабжению всех органов и тканей, прежде всего — жизненно важных органов. Чаще всего он развивается как осложнение инфаркта миокарда…

— Боже! — рыдаю навзрыд, не в состоянии унять слёзы. С утра всё казалось прекрасным. Сегодня в банке я перевела деньги на счёт клиники, заплатила за услуги доктора Маслоу, а в это время мой ребёнок умирал! Он и сейчас умирает…

— Вы сказали, что у Тони есть только двадцать пять процентов на то, чтобы выжить… — говорю с придыханием от слёз, давящих глотку, будто сама на грани кончины. — То есть, семьдесят пять процентов, что он…

Простой математический подсчёт складывается в голове словно пазл. От ужаса у меня сбивается дыхание, и, кажется, даже слёзы замирают. Нет, такого не может быть. Энтони не может умереть! Он ещё маленький, у него вся жизнь впереди. Господи! Нет!

— Мне жаль, мисс Мейсен, — впервые слышу в голосе Джеймса сочувствие, но на него сейчас наплевать. Одна-единственная мысль — двадцать пять процентов — отстукивает, будто выжженная калёным железом. Я забываю про Эдварда, про деньги, про всё на свете. Я помню лишь о том, что мой сын, возможно, умрёт. Я не увижу его небесных глаз, не увижу его улыбку, не посмотрю на прекрасное личико, не прочитаю сказку, не обниму, не прижму к груди, не поцелую…

— Когда всё решится? — хриплый, ужасающий шёпот вместе со слезами.

Доктор Маслоу смотрит на меня не то растерянно, не то удрученно — сообщать такие новости очень трудно, а видеть слёзы ещё труднее… но он привык. Привык не только ко всем своим пациентам, но и ко мне.

— Завтра утром. Я сам сообщу вам, Белла, — говорит он, отпуская мою руку, которой я судорожно сжимаю его, и, вставая, поднимает за собой. — Подождите результатов в комнате отдыха. Вам там будет удобнее.

— Нет, я хочу к сыну, я хочу к Энтони, пустите меня! — пытаюсь вырваться из его рук, но он не выпускает меня.

— Вы не поможете ему. Вам туда нельзя. Будете ждать там, где это необходимо. Поверьте, для спасения Энтони мы сделаем всё возможное!

— Доктор Маслоу, — вселяю в голос всю мольбу, какую только можно, — у меня есть деньги, любые, какие запросите! Но умоляю, спасите моего ребёнка! — в этот момент я действительно готова отдать любые деньги и богатства, лишь бы только Тони остался жив.

— Конечно, мисс Мейсен, конечно, — напряжённо шепчет он, ведя меня, уже не упирающуюся, а как-то безысходно следующую за собой, по помещениям коридора. — Я обещаю вам!

Рассеяно киваю, ощущая, как сгорает в венах адреналин, и отчаянье разливается по организму. Ещё пара секунд, и вот я уже на диване в комнате отдыха. Улыбающаяся сочувственной и ободряющей улыбкой медсестра, та самая, которую я видела в коридоре, протягивает мне стакан воды. Лениво выпиваю её, возвращая пустой стакан обратно. В голове — полная каша. Не понимаю ничего. Кляну и себя, и целый свет, но спустя пару минут после того, как вода продвигается по моему пищеводу, чувствую непреодолимую слабость и устало склоняюсь на жёсткий медицинский диван. Звуки постепенно растворяются, а путающиеся мысли ускользают всё дальше… Пытаюсь схватиться хоть за одну из них, но внезапное помутнение рассудка мешает. Закрываю глаза и ускользаю в объятия навязанного успокоительного сна…

Может, так и лучше…

По крайней мере, когда я проснусь, то узнаю всё сразу и быстро. Не мучаясь ожиданием…