АlshBetta - Первое Рождество Натоса и Ксая [СИ]

Это мгновенье волшебства и сказки, в которое с удовольствием погружают их родители, намечено перед сном. Тем самым, когда Эдвард и Эммет займут свои кровати напротив друг друга, а Карлайл и Эсми прикроют дверь, пожелав им доброй ночи и оставив гореть ночник в форме месяца. И вокруг ничего, никогда не будет напоминать о Сими и жестких соломенных подстилках.

— Это как звездочки… — восторженно протягивает Танатос, прижавшись щекой к маминому плечу, — много-много звездочек…

— На небосводе их тоже не счесть, — соглашается Карлайл, ответно притянув к себе старшего сына, — поэтому огни и ассоциируются со звездами…

— Ох уж мои астрономы-любители, — Эсми ласково посмеивается, погладив мужа по щеке, — не слушайте, зайчики, я сама расскажу вам, что это такое на самом деле.

Эммет, заинтригованный, вопросительно выгибается к маме.

Эдвард видит, и наверняка видят и Каллены, потому как лично присутствовали при окончании этой драки, шрам под подбородком младшего сына, ближе к горлу. Острый камень едва не ударил в самую чувствительную его часть… едва не убил.

И Эдварду становится прохладно. Он представляет себе, чего бы стоил этот «запуск», окажись более удачным, и незаметно морщится.

Но потом, в свете огоньков ели, прохлада сменяется радостью. За Эммета этим вечером — как никогда. Что не обязано больше это доброе, нежное создание спать на соломе, что не уговаривает он его поесть рыбы, дабы не умереть с голоду, что не нужно теперь искать вокруг пресную воду… Эммет заслужил такую семью. И, если ради этого стоило перетерпеть случившуюся драку, Эдвард отдает себе отчет, что поступил бы точно так же и снова, окажись у него шанс. Никто и никогда, наверное, не будет ему так же дорог, как Танатос. Как новые родители.

— Это — мечты, — тем временем докладывает Эсми, сев поудобнее и позволив сыну прильнуть к своей груди, упершись ладошками в плечи, — самые яркие, красные — те, что совсем скоро сбудутся. А зеленые — те, что уже сбылись.

— А голубые? — Натос смешно склоняет голову, высматривая новые цвета.

— А голубые — наши планы, — находится мама, взъерошив его черные волосы, которые ей так нравятся, — в конце концов, мечты тоже надо планировать.

— Получается, что тех, которые сбудутся совсем скоро, больше?

— Получается, так, — мама добродушно улыбается, чмокнув лоб мальчика. Эдварду тепло видеть, как он доверяет ей. Эта женщина защитит его и никому не даст в обиду. Она его любит. Их любит. Всех.

Άγγελος (ангел).

— А желтые? — Эммет, высмотревший еще один цвет, не унимается.

— А желтые, — не давая жене ответить, первым говорит Карлайл, — будут нам сниться. На часах уже половина первого, между прочим.

— Да-да, — поддерживая отца семейства, Эсми щекочет Эммета, еще раз поцеловав его в лоб, — а нам завтра с вами столько всего приготовить надо вкусного… праздничный ужин! Так что пора спать.

Мальчики не упрямятся. Ни один.

Эдвард поднимается по лестнице сам, направляясь к своей постели, а младшего сына несет Карлайл, нашептывая ему на ухо что-то такое, от чего малыш то и дело хихикает.

Мужчина желает сыновьям добрых снов, удаляясь на звук внезапно проснувшегося телефона, а мама остается рядом.

Эсми, успокоенная представившейся взгляду картиной детей, умиротворенно лежащих на своих подушках, накрывает обоих сыновей одеялом.

— Я люблю тебя, Эммет, — бархатно шепчет она, легонько потеревшись о прямой носик мальчика своим. С вспышкой радости в глазах принимает его некрепкие объятья.

— Я люблю тебя, Эдвард, — присаживаясь и рядом с Алексайо, доверительно говорит Хорошая. Ни на секунду ни отводит от него глаз. Она… спрашивает разрешения. И ей очень, очень хочется, тень чего заметна в серых глазах.

— Спокойной ночи, мама, — выдыхает Ксай, поднимая голову. И подставляет, пусть не слишком решительно, миссис Каллен свою правую щеку.

Утро праздничного дня, который впервые Эммет и Эдвард проведут в кругу своей новой семьи, начинается со снегопада.

Пушистые маленькие снежинки, кружась в ошеломляющем своей прелестью вальсе, мягко опускаются на землю. Сугробы, было подтаявшие за ночь, вырастают вновь, а солнце, пробивающееся сквозь тучи, отражается от них серебристым пламенем.

Открывая глаза на своей пуховой подушке, под согревающим одеялом из овчинной шерсти, Эдвард не может не улыбнуться.

Солнцу, снегу, что видно через большое панорамное окно, просто хорошему началу дня.

Снизу слышно, как кто-то что-то делает на кухне, а по коридору раздаются негромкие шаги от родительской спальни к ванной.

Ксай поворачивается на спину, мечтательно потягиваясь. Ему спокойно и хорошо. Впервые за столько времени.

Они хотели вернуться к Рождеству. Карлайл и Эсми, буквально вымаливая свободные места на нужный рейс, жаждали поскорее увезти детей в Америку, где их никто не посмеет тронуть, и показать им все прелести настоящего праздника. И пусть братья по крещению являлись христианами другой ветви, это ничуть не помешало им согласиться с родителями отметить католическое Рождество дома.

Эдварда выписали из клиники две недели назад. Со швами и указанием, что принимать, отпустили к Калленам, в их небольшую квартиру у больницы, арендованную на полгода вперед с момента приезда на Родос. Карлайл за это время отлучался лишь дважды по неотложным посольским делам, а Эсми и вовсе не покидала Греции. Не оставляла детей без присмотра.

Так что, по сути, возвращение в США знаменовало собой полное воссоединение семьи. Естественно, этому нельзя было не радоваться…

И Эдвард чувствует, чувствует каждой своей клеткой, насколько счастливо ощущают себя мама и папа здесь, на своей сперва вынужденной, а потом полюбившейся всем сердцем Родине. Сколько у них друзей, какой красивый дом, какие планы… и какая забота, какая доброта по отношению к ним.

Вчерашний день в магазине, с этим шариком, со слезами, молочными коктейлями… Эдвард не жалеет, что заступился за брата, Эммет пока еще слишком мал, чтобы оценивать свои действия трезво, однако ему было стыдно за них обоих перед такими искренними людьми, когда всплыла правда. Они сделали им больно…

Ну да ладно. У Эдварда уже зарождается план, как все исправить, а Сочельник обещает выдаться чудесным. Нужно просто встать с кровати… просто встретить его. И просто им насладиться.

— Доброе утро, Эммет, — покидая свою постель и склоняясь над посапывающим в простыни Натосом, он ласково гладит его плечи, — просыпайся. Мы обещали маме помочь приготовиться к вечеру…

Пятнадцатью минутами позже, уже оба умытые и одетые в свои домашние серые костюмы, мальчики спускаются по деревянной лестнице на звук стука тарелок и где-то далеко играющую праздничную музыку. Большой дом кажется как никогда компактным и родным, а все запахи и звуки его — подкрепляющими атмосферу вещами. Создающими уют.