АlshBetta - Мужчина без чести [СИ]

Эдвард не отвечает, но девушка знает, что он слушает. И тоже помнит. Те чертовы мотоциклы нельзя забыть…

— Они сказали…

— Что я не встану, — заканчивает он, тяжело вздохнув. Как-то странно затихает, почти полностью обвившись вокруг жены.

— Верно, — на мгновенье Белла прикусывает губы, прогоняя из памяти тот полный слез и ужаса момент, о котором больше всего хотелось бы забыть, — а что я сказала тогда, помнишь?

Молчание пронизывает гостиную. С экрана слышны тосты Эммета, затем Элис, а под конец и Карлайла. Он говорит что-то о взаимном уважении и успехе, который надо делить на двоих, пока Эсми воодушевленно слушает. Вполне возможно, что текст он учил тот, который она написала.

— Что меня любишь… — наконец выдает Эдвард, сглотнув.

— И что бы ни случилось, никогда не оставлю, — мягко напоминает девушка. Целует его подбородок, а затем, не встретив сопротивления, и щеку.

Запись на экране потухает и приглушается — Розали вставляла другую батарею. Кто-то из гостей едва успевает закончить тост.

А вот и новый кадр. Эдвард в своем великолепном облачении изящной походкой поднимается на сцену, оставляя ее за столиком. Берет микрофон, немного прищурившись. Улыбается. И начинает говорить:

«Минуту назад Эммет спросил меня, дамы и господа, что делает этот день великолепным, — взволнованно произносит он, лучащимися от счастья глазами глядя на Беллу, — и вот мой ответ: великолепие этого дня в моей прекрасной невесте, красивее которой нет и не будет больше нигде и никогда на свете. Чарли и Рене Свон отдают мне свое драгоценное сокровище, и я клянусь здесь и перед вами, здесь и сейчас, что сберегу его в целости и сохранности, буду заботиться об Изабелле и любить ее весь остаток жизни. — На мгновенье он замолкает, чтобы сделать еще один вдох и закончить, обращаясь уже конкретно к девушке. Серые глаза сияют. — Я обещаю, Белла, что буду самым лучшим мужем для тебя, и сделаю все, чтобы ты была счастлива».

Они слушают вдвоем. Сидят, по-прежнему обнимая друг друга, и слушают. Дыхание и аплодисменты — вот какие звуки наполняют гостиную. И других не нужно.

— Я не сдержал слово… — когда смолкают последние одобрительные возгласы, замечает Эдвард. Тихо и уверено. Обреченно.

— Неправда.

— Правда, — он немного высвобождается из ее объятий, хмурясь. Белле ненавистны морщинки и потухающие любимые глаза, где тлеет что-то, похожее на самобичевание, — муж из меня черт знает какой…

— Эдвард, ты потрясающий мужчина. И муж.

То, что в ее словах ни капли иронии, а сплошная честность и доверие, сплошная искренность, потрясают Каллена. Он вздрагивает, слушая и не перебивая. Вглядываясь в карие омуты и пытаясь понять, сколько там на самом деле правды…

«Она не знает!»

— И отец, я думаю, будет ничуть не хуже… — добавляет Белла, прикусив губу. Выглядит взволнованной и смущенной, но говорит. Не хочет об этом молчать. Комочек должен знать, какой замечательный у него будет папочка…

— Отец, — Эдвард едва ли не давится на этом слове, морщась, как от отвращения.

Такая реакция последняя, чего ждет Белла. Это не запланировано…

— Отец, да. Великолепный, — слова звучат уже не так уверенно. Легкая дрожь подозрения забирается внутрь.

— Нет.

— Эдвард…

— Нет. Не великолепный. Вообще никакой, — он опускает голову, словно бы стараясь спрятаться от ее взгляда. От взгляда, призывающего остановиться. От взгляда, просящего подумать, что делает. И что собирается дальше. По самой дорогой из тем он безжалостно топчется ногами. Покрывает тонной грязи. Предает забвению. Но прекратить не может — не видит смысла.

— Я не могу позаботиться о себе, — все больше распаляясь, с яростью бормочет он, сжав зубы и вспомнив испорченные простыни. Глаза опять на мокром месте, и это обстоятельство так же ненавистно, как упоминание Черного Пиджака или аромат алкоголя, — о тебе не могу… что уж говорить о ребенке…

Белла отстраняется. Мотает головой, заставляя его поднять глаза и посмотреть на себя. Обе ладошки держит на его щеках, не давая снова спрятаться.

— Никогда такого не говори, — ударение на каждом слове. К каждому слову призывает все внимание.

— Это верное решение, — Господи, а скажи ему кто, что произнесет это сам когда-нибудь, — не поверил бы. Ребенка хотел больше всего на свете. Ребенка больше всего на свете ему не хватало. Им. А теперь… теперь все изменилось. Теперь не нужно. Теперь — поздно.

— Нет, — в ужасе шепчет Белла. Ее глаза распахиваются, голос садится. На щеках, прямо под гром очередных аплодисментов, — Розали пожелала слышать как можно больше веселого детского смеха рядом — появляются слезы.

Каллен пожимает плечами. Неожиданно накатывает странное, даже преступное спокойствие. Мир из цветного словно бы становится черно-белым. И эмоции гаснут. Любые. И сострадание к чужому горю. Выдуманному, разумеется. Все вокруг как будто выдуманное.

— Ты не хочешь детей? — треснувшим голосом спрашивает девушка. Левую ладонь почему-то снова держит на животе. Словно бы прямо сейчас теряет ребенка, о котором так плачет. И которого так хочет.

Но в ответе Эдвард не сомневается. Впервые за последние дни в чем-то настолько не сомневается. Не трогает ничего. Ничего не пугает.

А потому голос звучит ровно и предельно ясно, даже без слез и дрожи:

— Нет.

Согнувшись в три погибели Белла не видит ничего, кроме унитаза. Раз за разом, беспрестанно, склоняясь к нему, перестает замечать все, что происходит вокруг. В белой ледяной уборной пахнет чистящими средствами и розовым маслом — от этого запаха, кажется, тошнит ничуть не меньше, чем от соуса песто.

Неприятные звуки, отталкиваясь от стен с безмолвной плиткой, возвращаются обратно и вынуждают позывы повторяться снова и снова. Даже чаще.

Обняв холодный камень, несколько секунд передышки девушка тратит на попытку восстановить дыхание. Особого результата не приносит, но хоть отвлекает. Ненадолго.

В голове все стучат слова, услышав которые прежде, она бы лишь рассмеялась. Что бы Эдвард сказал «Я не хочу иметь детей»? Что бы отказался быть родителем?.. Такого бреда не могло прийти и в горячке. Это не ее муж. Не тот мужчина, кольцо от которого она приняла с радостным воплем. Это кто-то чужой. Кто-то, кто вернулся домой на четыре часа позже обычного, весь в крови и отказался объяснять причину… кто-то, кто больше не желает (или не может?) быть прежним.

В какой-то момент к рвоте примешиваются слезы. Задыхаясь, но не переставая плакать, Белла морщится от очередного спазма, не в силах пошевелиться. Не та эта тошнота, которую можно так легко прекратить…

«— Надо будет купить такую же, — оценивающим взглядом изучив колыбельку в детском магазине, замечает Эдвард. Роуз согласно кивает, подмигивая Белле. Говорила, что этот мужчина оправдает все ожидания сестры на тему отцовства».