АlshBetta - Мужчина без чести [СИ]

И, сжав зубы до того, что скоро треснут, с лицом, похожим на камни дома, идет к чертовому переулку, сжав руки в кулаки.

Алиса! Алиса, рыжеватые волосы, девочка… Алиса — как будто здесь. И Алису этот подонок сейчас…

В переулке так же темно, как и в ту ночь. Фонаря нет, воняет помоями и граффити, наверняка на месте. Здесь некому его замазать.

Он не слышит ни единого звука до тех пор, пока не делает первого шага внутрь. Он не видит ничего, кроме силуэта перед глазами. Он даже не дышит — почти. Незачем сейчас дышать…

А потом, как будто из огня в воду, — и человеческие возможности возвращаются.

Эдвард слышит крик, удар, беготню с хлопаньем ботинками по лужам и… голос. Егоголос. Да, Его.

— Ну и пусть бежит, малыш… мы успеем…

…Позже, уже дома, уже рядом с Беллой, сжимая ее в объятьях и глядя на то, как мирно спит Алиса под своим одеяльцем с медвежатами, Эдвард будет вспоминать подробности той минуты. Но сможет только смазано, только поверху — даже ночью не будет ясной картины. Адреналин, бурлящий в крови, не сохраняет памяти. Его свойство в другом — в силе. Причем такой, которая плохо поддается описанию.

Воспоминания возвращаются к Каллену, начиная с того момента, как он видит разбитое лицо мальчишки, с огромными синими глазами, не умещающимися на лице. И этот мальчишка, вжавшись в стену, к которой только что стоял спиной, полуприсев глядит то на него, то на распростертое на земле тело в черном… темная лужа возле головы насильника не из воды, мальчишка понимает.

Эдвард, часто дыша, тоже оценивает свои действия. И поражается силе удара, взявшейся из ниоткуда. Поражается тому, что вообще решился его нанести. Ему.

Пиджаку нужна была не девочка, нет. Ни ее мягкие рыжеватые волосы и крики о помощи, ни ее детское белокожее тело.

Его целью был мальчик. Мальчишка. И эту цель он почти взял…

— Живой? — кое-как взяв себя в руки для вопроса, спрашивает Каллен. Голос хриплый, низкий. И наверняка пугающий в свете того, что его обладатель только что сделал.

Подросток наскоро кивает. Стиснув зубы, дрожит, беспомощно глядя в ту сторону, куда убежала подруга. Его джинсы тоже спущены… не так низко, чтобы, но… едва-едва не успел.

Эдвард кивает. Сморгнув, прикрывает глаза.

Из-за арки, выводящей к их с Беллой подъезду, ставшему единственным островком безопасности для него пару лет назад, слышатся голоса. Люди. Девчонка нашла людей! Она ведет их сюда…

— Скажи им! — велит Эдвард мальчишке, протягивая неожиданно обнаружившуюся в своем кармане салфетку, чтобы стереть кровь, — про все скажи! Обязательно! Они помогут!

А потом… потом, каким-то чудом добравшись до машины, прежде чем в темноте появляется сбежавшая девчонка и прежде чем позволяет себе закричать в голос от вернувшегося из кошмаров запаха алкоголя и пота, срывается с места, активировав зажигание.

…Всю дорогу до дома раз за разом проигрывает сцену из прошлого, сопоставляя с увиденным сегодня. Ясно и точно видит Пиджака на асфальте с кровавой лужицей, видит мальчишку с побелевшим, как у смерти, лицом. И видит себя. Себя, тогда, той ночью, когда никто, никто не помог. Когда никто не предотвратил…

И, замирая на безлюдном паркинге под их домом, под их теплым и уютным, под безопасным домом, на охраняемой территории, понимает, что сделал правильно. Что не мог поступить по-другому. Не мог уехать.

А затем закрывает плотно все окна, блокирует двери, гасит вспыхнувший в салоне свет и, погружаясь в темноту, ставит музыку едва ли не на полную громкость. Болят уши, но терпит.

Терпит, что есть мочи, ударяя ладонями об руль, крича. Выпускает смешанные чувства наружу. Выпускает все то, что сдержал в переулке, здесь. И плевать, что плачет. Слезы можно… слезы можно, потому что все кончилось.

Для Него все кончилось. Благодаря Эдварду…

Спустя почти полтора часа после обещанного времени Белла, открывая дверь с побледневшим лицом и распахнутыми от испуга глазами, увидит на пороге улыбающегося мужа, проходящего в прихожую с телефоном в руках.

Прежде чем Алиса заметит папочку и добежит до него в своем чудесном розовом платьице и с двумя умиляющими медными тоненькими хвостиками с зелеными резинками, прерывая возможность любых разговоров, девушка успеет спросить, что случилось. Ответ получит исчерпывающий — «Все в порядке».

Эдвард возьмет дочь на руки, Эдвард с любовью посмотрит сначала в родные серые, потом в родные карие глаза, и, ничто, ничто не выдаст случившегося двумя часами ранее. Они не узнают. Им незачем…

Мужчина улыбнется жене улыбкой, напоминающей почему-то улыбку Победителя. И через час она станет шире, еще шире, до невозможности, — потому что через час Белла покажет мужу второй белый тест с двумя полосочками чудесного розового цвета.

Они знают: если девочка, то Мэвис. А если мальчик, то «Лайл». Карлайл.

А потом, позже, после всего этого… а потом для Эдварда уже ничего не важно. И уж тем более пресловутый Черный Пиджак, превратившийся наконец в по-настоящему безликое существо в грязном переулке с зеленым граффити.

Сегодня — да.

Сегодня — точно.

И это истинная точка невозврата.

Антуриум будет цвести, Изабелла. Я тебе обещаю.