АlshBetta - Мужчина без чести [СИ]

Ощущать прикосновения маленького, хрупкого и такого родного тельца — что-то нереальное, что-то за гранью человеческой природы.

Белла часто шутит, что восторг на их лицах всегда одинаковый. И непонятно еще, у кого больше.

— Облака, — проследив за взглядом девочки, сообщает Эдвард. Гладит ее рыжеватые, пока что редкие, волосы и легонько целует в макушку. Она настоящая принцесса. Она — его самая большая награда, самое большое сокровище. За все.

Мужчина подумывает о том, чтобы рассказать и о шумящих в паре метров от балкона деревьях, покрывшихся золотом к этой поре года, как чувствует на талии чьи-то теплые руки. Мгновеньем позже Белла укладывает подбородок ему на плечо, привстав на цыпочки.

— Вид стоит пробуждения, да? — шепчет, с улыбкой посмотрев на горизонт.

— Еще какого, — уверенно заявляет Каллен, аккуратно повернув девочку и свободной рукой приобняв жену.

Белла по-девчоночьи хихикает, наблюдая за вытянувшимся и искренне заинтересованным лицом дочери.

— Похоже, Алиса будет художником.

— Подожди-подожди, она еще докажет свой музыкальный талант, — хмыкает Эдвард, припомнив, что с точно такими же эмоциями малышка слушает любимую папину музыку.

Белла не отвечает. Белла, расслаблено вздохнув, обнимает его крепче, утыкаясь лицом в шею. Ей невероятно идет материнство: каштановые волосы переливаются, карие глаза блестят невыразимым и необъятным счастьем, а пухлые розовые губы почти всегда улыбаются. И кожа не бледная, а с очаровательным румянцем. И кольцо на безымянном пальце больше не болтается…

Вот он, предел мечтаний, чудесный сон — такая его девочка. Вполне достижимый, как оказалось к огромному удовольствию Эдварда.

Каллен смотрит на нее — на них обеих — и улыбается. Широко-широко, так, как думал, уже никогда не будет. И мысленно, продолжая вместе с дочерью смотреть на встающее солнце, возвращается в тот день, когда состоялась их с доктором Кафф предпоследняя сессия.

Ее кабинет чистенький, светлый и уютный. У левой стены стоит просторный белый диван, на который она всегда велит садиться с ногами, устраиваясь так, как удобно, а у правой — ее узенькое кресло со специальной подставкой для листа с пометками рядом. Наверное, она привлекательная женщина, хотя Эдвард и не заостряет на этом внимание, помня, с какой проблемой пришел. К тому же, миссис Кафф часто говорит ему закрыть глаза и разговаривать, будто в какой-то невесомости, эфемерности. Будто ничего не происходит и ее, как таковой, здесь нет.

Эдвард не так представлял себе эти сессии. Были видения черной койки с подголовником, на которую надо лечь, белого потолка, рябящего в глазах, большого доктора с серьезным лицом и в белом халате, который без труда заставляет любого чувствовать себя неуютно еще до рассказа…

И каково же было его удивление встретиться с этой женщиной, предложенной Беллой. Еще в первый раз в голове на мгновенье кольнуло: поможет. Обязательно поможет.

И вот теперь, сидя, как прежде, на мягком диване и приобняв кожаную подушку, пахнущую на удивление приятно, Эдвард думает о том, как объяснить, зачем приехал сюда за неделю до назначенного визита и попросил возможности высказаться.

Психолог терпеливо ждет, невозмутимо глядя на него и создавая иллюзию простой дружеской беседы. Каллен верил в нее и верит сейчас — потрясающие умения у этой женщины, — но все же какая-то нерешительность имеется. И плевать, что она уже знает… все. О той ночи.

— Эдвард, — зовет она, мягко улыбнувшись, — вы собираетесь на праздник Мокко в пятницу?

Мужчина теряется, вырываясь из сковавших сознание раздумий.

— Да, — поспешно кивает, вспоминая, с каким энтузиазмом Белла взялась за его организацию, — конечно…

— Возможно, вы хотели обсудить со мной это?

Ее голубые глаза настраивают на откровение и внушают спокойствие. «Ничто, прозвучавшее в этом кабинете, мистер Каллен, не выйдет отсюда наружу. Все останется в бетонных стенах» — вот что сказала она в первый день. И Эдвард уже не раз убедился.

— Я… — немного нахмурившись, он в который раз с болью отмечает, что главная суть праздника — командные соревнования мужчин, в обязательном порядке по пояс оголенных. — Я не буду участвовать в гуляниях. Посмотрю с трибуны.

Миссис Кафф вежливо кивает.

— Это хорошее решение, Эдвард, — говорит она, — оттуда как раз лучше всего видно.

Конечно…

— Она расстроена…

— Изабелла?

— Да, — он понуро кивает.

— Расстроена вашим решением?

— Тем, что я не буду участвовать, — Каллен сглатывает, на пару секунд оторвавшись от глаз женщины и посмотрев в окно, на постепенно розовеющее небо, — в прошлом году мы заняли второе место, и я обещал ей выйти на первое…

— Эдвард, это было год назад. Я уверена, что она поймет вас сегодня.

— Ей неприятно. Она поймет, но ей неприятно! — Эдвард жмурится. Впервые после, казалось бы, двух дружелюбных, спокойных сеансов, сменивших прежние — с криками, слезами и проклятиями в адрес Пиджака, — в груди собирается горечь.

И тогда миссис Кафф начинает говорить. Ровным и успокаивающим голосом она объясняет свою точку зрения, потом, для большего подтверждения, подкрепляет его частями прежних рассказов Эдварда о жене (которые, как оказалось, все помечены на ее листике) и, в завершение, предлагает убедиться, перевернув ситуацию на себя. Попробовав встать на место девушки.

В этот момент, наконец набравшись смелости, Эдвард и озвучивает причину, по которой пришел. После глубокого вдоха, разумеется:

— Вчера я захотел ее.

— Захотели как?..

— Как женщину.

Она не удивлена. Ожидала? В любом случае, кивает, предлагая продолжить.

— Она переодевалась, после того, как уложила Алису спать. В эту пижаму… и я открыл дверь.

…Этот глубокий вдох дается сложнее. При всем доверии, казалось бы, подтвержденном уже не раз, Эдвард почему-то чувствует себя как на первой сессии. Еще только не краснеет.

— Вы рассказали Изабелле об этом? — интересуется миссис Кафф.

Каллен нервно усмехается.

— Нет. Конечно же нет…

А сказав, вспоминает недоумение в глазах жены, когда попросил ее не обнимать его, и то, как провел всю ночь, уткнувшись лицом в подушку и лежа на животе. Благо хоть кошмара не было, хотя напоминания, конечно же, не ускользнули.

— В таком случае, для начала вам лучше откровенно поговорить.

Эдвард кусает губы.

— У нее были тяжелые роды. Я не хочу, чтобы ей снова было больно… даже если она согласится, я знаю, что ей не будет хорошо…

Он берет паузу. Он поднимает глаза на женщину.

— К тому же, я не знаю, смогу ли… если все это… если как с Пиджаком…

Он все говорит. Все свои опасения, свою боязнь. Говорит, все крепче сжимая подушку и молясь о том, чтобы прогресс, полученный за почти год сессий, чтобы рождение дочери, ставшее главной отправной точкой к выздоровлению, не пошло прахом из-за этой неожиданно возникшей проблемы. Миссис Кафф уверяла, что он строит себе опору, когда признает очевидные факты из прошлого и обсуждает их, отпуская. Но порой Эдварду кажется, что вовсе не бетон под ногами, а стекло. И от любого неверного шага…