АlshBetta - Мужчина без чести [СИ]

Мужчина смеряет сына удивленным взглядом. Пытается понять, серьезно тот или нет.

Вывод делает правильный. Убирает сигарету обратно в карман.

Тишина снова обволакивает их обоих. И снова не мешает идти, пиная ногами с дороги маленькие камешки.

— Эммет был сильно расстроен моим отсутствием? — нерешительно интересуется Эдвард, мобилизуя все силы для этого вопроса. Хоть что-то, но, черт подери, надо сегодня сказать.

— Даже если так, он не сказал нам, — Карлайл пожимает плечами, оглянувшись на пролетающий мимо сухой кленовый листок, — он весь вечер смотрел на Розали.

— Уверен, она была этому рада…

— Он сделал ей предложение в среду, Эдвард, — отец останавливается, принуждая Эдварда остановиться следом. Смотрит ему прямо в глаза.

— «Да»?..

— Да. Она сказала: да.

— Белла знает?

— Роуз не смогла ей дозвониться, — Карлайл хмурится, подмечая каждую эмоцию сына, — никто не смог, Эдвард. Ни в среду, ни в четверг, ни в пятницу. Где вы были?

— Дома, — мужчина сам себе не верит. Но что-то более правдоподобное придумать просто не в состоянии.

— Нет. В пятницу ей никто не открыл, — Каллен-старший жаждет правды. Эдвард видит это. Не может отрицать.

— Это важно? — устало спрашивает он.

— Да, Эдвард, — Карлайл пускает в глаза жесткость, — вы ведь были в больнице, правильно?

У мужчины неприятно сосет под ложечкой. И снова это ощущение контроля, неравенства… черт! Элиот знает, отец знает… у них свои источники?

— Откуда ты?..

— Не имеет значения. В чем причина?

Допрос. Сегодня. Ну почему, почему все сегодня?

Эдвард внезапно ощущает странную усталость. Хочется развернуться, вернуться в дом, забрать, прямо-таки вырвать из объятия Эсми Беллу и, приехав домой, поскорее лечь в постель. Обнять ее, прижать к себе, вдохнуть родной запах… уснуть. Надолго. До полудня, а может, и до вечера. Такого количества сил, как было сегодня потрачено, не планировались. Эдвард в принципе не думал, что они у него есть…

— У Беллы была угроза прерывания беременности, — незнакомым самому себе голосом докладывает он, утомленно выдохнув. Тайна была так себе. И плевать, что говорит он ее Карлайлу. Как там убеждала Белла — «Он твой отец»? Ну, пусть тогда этого и будет достаточно.

— Опасность миновала? — на лбу Каллена-старшего озабоченность обозначается пятью глубокими морщинками. Они же собираются у глаз.

Неужели его это волнует?

— Да, — отрывисто кивает Эдвард. Отворачивается от отца, раздумывая, стоит ли идти домой. Странное состояние, когда не хочется ни туда, ни обратно, накрывает с головой. Стой посреди леса, смотри на деревья и думай… думай о чем хочешь… пока не вернется желание действовать.

— Если надо, я найду доктора… — звучит аккуратное предложение.

— Все в порядке, отец, — повторяет Каллен. Сквозь зубы. Не хочет это обсуждать. Больше — нет.

Их опять накрывает молчание. Только теперь стоя на месте. Под соснами.

— Ладно, я в любом случае позвал тебя не за этим, — Карлайл тяжело вздыхает и, кажется, волнуется. По крайней мере, такого выражения на лице отца Эдвард не видел уже давно.

В воздухе витает напряжение… странное напряжение, необычное. Такое же ледяное, как и мелкие-мелкие снежинки, устлавшие недолговечным покровом землю меньше получаса назад.

— Эдвард, я хотел извиниться за среду… все мною сказанное тогда, по телефону, по меньшей мере недостойно поведения взрослого человека. Я не думал о том, что делаю.

Каллен фыркает — не столько от возмущения, сколько от глубочайшего неверия тому, что слышит, хоть и намерен отрицать:

— Мама заставила тебя это сказать?

Карлайл предупреждающе поднимает вверх указательный палец. Призывает дослушать.

— Не перебивай меня сейчас.

Делает глубокий вдох. Продолжает.

— Эдвард, тебе может казаться все что угодно в наших отношениях, но все время, с самого твоего рождения, я делал все, дабы воспитать из тебя настоящего мужчину и хорошего человека. Чтобы твоя жена всегда могла найти в тебе поддержку и утешение, как твоя мать во мне. Чтобы она не думала о том, на какие деньги вам жить и из чего готовить сегодняшний ужин. Чтобы главным в ее жизни были дети и ты, а не финансовые расчеты…

Каллен-младший поджимает губы. Еще более неожиданный, чем все предыдущие, поворот разговора ему не нравится. Уж слишком все… искусственно, наигранно звучит. Даже если принять во внимание, что говорят они посреди леса.

— И я, конечно же, твоих ожиданий не оправдал.

— Мне казалось, что да, — Карлайл признает неутешительную правду, — твои займы, твои доработки, вечная занятость и никакой определенности даже с домом… я был в ужасе.

Он усмехается. Сам себе. Натянуто и грубо.

А затем, к удивлению сына, выныривает из глубин прежней фразы на поверхность достаточно ровно и спокойно, без обвинений:

— До сегодняшнего дня, Эдвард.

— Ну, хоть ребенка зачать я в состоянии — уже плюс, верно? — саркастически усмехается Эдвард. А глаза предательски жгут наворачивающиеся слезы, являясь противовесом всему происходящему.

Вот где ненужная функция организма…

— Не только, — так же спокойно продолжает Каллен-старший, — рано или поздно у вас были бы дети, я в этом уверен. Речь о другом: сегодня за ужином я увидел, что ты стал для Беллы тем, кем должен был. Хватило одного взгляда на то, как вы шли к крыльцу.

— Я шел к этому крыльцу с ней трижды. Почему же только теперь? — оскалившись, задает вопрос мужчина. В груди что-то сжимает, а дыхание перехватывает. Откровенность — не его конек. Тем более с тем, кто совсем недавно был худшим вариантом для изливания чувств…

Карлайл готов к вопросу. А к ответу готов еще больше. Хоть мнимое спокойствие, смешанное с уверенностью, и притупляется.

— Я был у доктора в четверг, Эдвард, — заявляет он.

Мужчина почти физически чувствует, что в груди что-то вздрагивает. Несмотря на всю ненависть, на всю обиду, испытываемую к отцу, вздрагивает. Непозволительно больно. За последние дни эти слова стали страшнейшими из заклинаний и самым безжалостным из обречений.

— Доктора?.. — не надо. Ну не надо, пожалуйста. Что еще?!

— Доктора Маркса, если это что-то тебе говорит, — натянуто усмехнувшись, отвечает отец, — но это не суть.

Он на мгновенье прерывается. Всего на мгновенье, но Эдварду хватает, чтобы обнаружить все. В том числе легкую дрожь голоса, проявлявшуюся в Карлайле при нем лишь однажды, когда Эммет едва не утонул в горной реке во время их похода.

— У Маркса есть восемьдесят процентов подтвержденных подозрений, что у меня альцгеймер. «Предеменция», как он красиво выразился.

Выложив все карты и высказав правду, как обычно, по старой привычке, отец поднимает голову. Чуть выше, чем нужно. Ждет реакции, прожигая серым и всепоглощающим взглядом и лицом, испещренным морщинками. Терпеливо ждет…