Виктория Хислоп - Возвращение

Мерседес крепко обняла обоих детей, прежде чем передать их сопровождающей, которая будет присматривать за всей группой по пути в Испанию. Энрике крепился, а вот Мерседес и Палома не сдержались и расплакались: их прощание вышло слезливым, обещания снова встретиться – сердечными.

Наблюдая за отплытием корабля, Мерседес боролась с желанием вернуться в Испанию. Но, не представляя себе, где искать Хавьера, и по-настоящему опасаясь того, что с ней может случиться, вернись она в Гранаду, девушка понимала: лучше ей оставаться в Англии. Ей было чем заняться: некоторые дети так и не получили от родителей письма с просьбой собираться домой. Кое-кто из ее подопечных знал, что такое письмо может никогда не прийти, если обоих родителей уже нет в живых. Мерседес села на поезд до их городка Хейвордс-Хит и вернулась в Уинтон-Холл, куда должны были подъехать несколько ребят из одной расформированной колонии. Первоначально колоний было девяносто, но их число постепенно сокращалось по мере того, как все больше эвакуированных испанцев отправлялось домой.

Их труппа таяла на глазах, но продолжала давать танцевальные представления, однако теперь их выступлений ждали с предвкушением: они понемногу зарабатывали себе имя и местные жители к ним смягчились. Время от времени к Мерседес присоединялась еще одна танцовщица фламенко, иногда из другой суссекской колонии подтягивались два брата, которые были искусными гитаристами.

Когда весной 1939 года пал Мадрид, Франко пожелал, чтобы все до единого эвакуированные и беженцы, которые все еще находились в Англии, вернулись на родину. Многих предостерегали не делать этого. По возвращении их, вполне возможно, ожидали нищета, гонения и аресты.

Мерседес поняла, что пришло время пойти на риск. Девушка написала матери короткое, скупое письмо, в котором сообщала, где находится, надеясь на ответ, который подскажет, как ей следует поступить дальше.

В Гранаде Пабло с Кончей разрыдались от счастья, получив письмо: теперь они знали, что их дочь жива и здорова.

– Все это время она присматривала за детьми! – воскликнул отец, разглядывая аккуратный почерк дочери. – Да она сама была еще совсем ребенком, когда мы в последний раз виделись!

– И она не забросила танцы… – проговорила Конча. – Как замечательно, что она все еще танцует.

Они без конца перечитывали письмо, а потом принялись обсуждать, как на него ответить.

– Как чудесно будет снова ее увидеть. Интересно, когда она приедет? – Старик пришел в восторг при мысли о встрече со своей единственной дочерью.

Конча не стала ходить вокруг да около. Нынче вся инициатива что в разговорах, что в решениях исходила в основном от нее. Пабло после выхода из тюрьмы подрастерял всю свою решительность.

– Я думаю, ей следует остаться в Англии, – без обиняков сказала она. – Нельзя позволить ей сюда вернуться.

– Почему нет? – спросил Пабло. – Война же закончилась.

– Пабло, здесь все еще небезопасно, – категорично заявила Конча. – Гранада – не самое лучшее место для Мерче. Как бы сильно мы ни хотели ее видеть.

– Мне этого не понять. – Он стукнул стаканом по столу. – Она обычная молодая девушка и ни в чем не повинна!

– Вот только у властей на ее счет будет другое мнение, – настаивала Конча. – Она уехала из страны. А это считается проявлением враждебности. Да к тому же не спешила возвращаться. Уж поверь мне, Пабло, скорее всего, ее арестуют. Мне надо знать, что она в безопасности.

– А как же Хавьер? – не сдавался Пабло. – Она захочет съездить к нему.

Этого-то Конча больше всего и боялась. Если Мерседес узнает, что Хавьер жив и находится в Куэльгамурос, она почти наверняка вернется. Ради ее же пользы Конча решила не говорить ничего дочери.

В Уинтон-Холле Мерседес с нетерпением ожидала ответа. Наконец среди писем, прибывших из Испании, – на их марках был изображен новый диктатор – обнаружился и конверт из Гранады. Мерседес охватила дрожь, едва она только увидела почерк матери. Оттого что он был таким знакомым, ей показалось, будто мама где-то невыносимо близко. Девушка разорвала конверт в надежде узнать, как там у всех дела, но ее постигло разочарование: внутри оказался один лист и два сухих предложения.

«Мы с отцом с нетерпением ждем твоего приезда домой. Твоя сестра передает привет».

Между этих строк читалось многое. Новость о том, что отец снова дома, привела Мерседес в восторг, но об Антонио не было ни слова, и это ее разом озадачило и расстроило. Она боялась худшего. А вот смысл второго предложения был кристально прозрачен. Упоминая о несуществующей сестре, мать явно давала понять: «Не верь моим словам». Пусть даже Конча Рамирес и не смела сказать большего из опасений привлечь внимание цензора, Мерседес поняла: мама просила ее не приезжать. Строптивый подросток давно уступил место молодой женщине, а та последует совету матери.

В мае 1939 года, когда Уинтон-Холл наконец простился с последними ниньос из Бильбао, Мерседес поняла, что ей тоже пришла пора уезжать. На протяжении двух лет этот дом не просто служил ей крышей над головой – он стал местом, где она чувствовала себя в безопасности, и девушка знала, что будет с любовью вспоминать окружающие его просторы и романтические сады.

Многие сеньориты нанимались на работу в частные дома, другие осваивали секретарское дело. Все они взялись за английский. За последние два года, проведенные в Англии, лишь немногие из них выучили больше пригоршни слов. Они жили и общались исключительно в кругу соотечественников, и их главной заботой было сохранить родной язык и культуру. Последним, о чем они думали, было устройство их жизни в Великобритании.

Как и Мерседес, Кармен не могла вернуться домой. Ее отца с братом арестовали в первые месяцы после того, как установился режим Франко. Те присоединились к Сопротивлению, и власти вышли на них, как раз когда они только-только уничтожили мост неподалеку от Барселоны. Обоих теперь ожидала смертная казнь. Мать Кармен сидела в тюрьме.

Когда подошло время прощаться, леди Гринэм была почти мила. Они подозревали, что так выражалась ее радость по поводу их отъезда, хотя поди разбери, что скрывается за ее тонкогубой улыбкой. Зато у сэра Джона глаза были на мокром месте. Слезы удалось сдержать, но все видели, как сильно он переживает. Девушки пообещали, что приедут в гости, и он молча кивнул, прежде чем отвернуться.

Мерседес думала о предстоящих нескольких месяцах одновременно с радостью и беспокойством. Как и тогда, садясь в Бильбао на корабль, она надеялась, что это изгнание не продлится вечно.

Логичнее всего было отправиться в Лондон. Там сейчас образовалась крупная община выходцев из Испании, да и работу, когда она подтянет язык, найти будет легче.