Виктория Хислоп - Возвращение

Ей потребовалось куда меньше двадцати пяти лет, чтобы определиться с решением. Не прошло и нескольких месяцев, как она поняла, что будет глупо потерять такого милого парня.

– Ты точно не ошибешься, выйдя за него, – подтрунивала над ней Кармен. – Уж если вы так превосходно ладите на танцполе, только представь…

– Кармен! – вспыхнув, воскликнула Мерседес. – Ну что ты такое говоришь!

Она написала матери о своей помолвке. Мерседес очень хотелось, чтобы Конча приехала на свадьбу, но мать уже была в годах и слишком уж опасалась пускаться в поездку, не в последнюю очередь думая о том, разрешат ли ей потом вернуться в Испанию. Мерседес все прекрасно понимала. За месяц до свадьбы из Гранады пришла посылка. Узнав неровный почерк матери на коричневой бумаге и увидев ряд марок с изображением головы Франко, зачерненных франкировальной машиной, Мерседес загорелась любопытством. У нее тряслись руки, когда она пыталась разрезать бечевку тупыми кухонными ножницами.

Внутри обнаружилась белая кружевная мантилья, которую Конча надевала на собственную свадьбу. Сорок пять лет она пролежала, завернутая в провощенную оберточную бумагу, и сохранилась, тогда как столько всего остального оказалось утеряно. Она была в целости и сохранности, разве что чуть потемнела от времени, и совершенно чистенькая. То, что мантилья не пострадала при пересылке, казалось едва ли не чудом. Внизу, под слоями коричневой бумаги, показался номер местной газеты Гранады, « Эль Идеаль », которым мать проложила бандероль. Мерседес сдвинула его в сторону, чтобы не повредить содержимое. Газета была месячной или двухмесячной давности, но она полистает ее позже. От одного ее названия в животе все перевернулось.

Еще внутри оказалось письмо от Кончи, а в конверте лежала незатейливая золотая цепочка без подвески.

«Ее я тоже надевала на свою свадьбу, – писала она. – Мне она досталась от матери, а теперь я передаю ее тебе. Раньше на ней висел крестик, но я его как-то сняла и, похоже, потеряла. Думаю, ты знаешь, как я отношусь к церкви».

Мерседес печалило не только то, что на свадьбе не будет Кончи, но и неодобрение, которое чувствовалось со стороны родителей ее жениха. Мерседес была иностранкой, а в те времена некоторые люди чужаков побаивались. Как по ним, так она чуть ли не с другой планеты прилетела. Их не радовало и то, что она была несколькими годами старше их сына, но к тому времени, как они стали мужем и женой, они немного смягчились.

Бракосочетание состоялось в регистрационном бюро Бекенхема. На невесте было простое хлопковое платье по фигуре с рукавами три четверти и длиной до колен, которое она сама и сшила; волосы забраны наверх на испанский манер, а на плечи ниспадала роскошная кружевная мантилья. Свидетельницей была Кармен, а гостями по большей части – испанские эмигранты, которые, как и Мерседес, остались в Великобритании.

Виктор Сильвестер, руководитель прославленного эстрадного оркестра, много раз видевший, как они танцуют, прислал молодоженам телеграмму, которую зачитали на скромном свадебном приеме, проходившем в местной гостинице: «Счастливой паре. Пусть ваш брак будет таким же идеальным, как ваш танец».

Мигель добрался почти до конца пачки писем. Соня видела, что у него в руках остался всего один листок. Время было за полночь, и Соня беспокоилась: вдруг он слишком устал и не сможет продолжить свой рассказ? История Мерседес, если добавить к ней было больше нечего, имела счастливую концовку; может, на этом и стоило бы успокоиться.

– Вы точно не слишком устали и не хотите прерваться? – с беспокойством спросила она.

– Нет-нет, – ответил он. – Это письмо я вам обязательно прочитаю. Оно было последним, пришло вскоре после ее свадьбы.

Англия стала для меня той тихой гаванью, в которой я так нуждалась. Я все еще во многом чувствую себя чужой, но добрых людей здесь в избытке.

Конечно, тем, что не дало мне сломаться и поддерживало мой дух с тех самых пор, как я сюда приехала, являются танцы. Мне казалось, что англичане не знают об испанцах ничего, кроме того, что их женщины танцуют в пышных платьях с оборками и щелкают кастаньетами. Выступления напоминают мне о том, кто я есть, и все же лучше об этом лишний раз не задумываться.

Ну и конечно, самое большое счастье мне дарит замечательный мужчина, за которого я недавно вышла замуж. Я еще при первой нашей встрече сразу поняла, что он моложе меня, но у него доброе лицо, и он танцует, если использовать выражение англичан, «как Фред Астер». Пусть даже у него светлые волосы и бледная кожа и он ни капли не похож на испанца, я уверена, тебе бы понравился…

Соня затаила дыхание. Ей едва хватило смелости услышать это имя.

…Джек.

Соня закусила губу до крови. Шею и грудь больно ломило от невыплаканных слез. Она ни в коем случае не хотела показать Мигелю, как ее проняло это письмо. Ей казалось, что время для объяснений еще не пришло. Ему осталось лишь немного дочитать:

Здесь никто толком ничего не знает об Испании. Я мало что рассказала мужу о Гранаде, а об ужасах нашей войны, понятно, и вовсе ни словом не обмолвилась.

Я до сих пор гадаю, что стало с Хавьером, и часто думаю о нем.

Знаю, ты понимаешь, почему я не вернулась, если вспомнить о том, что случилось с нашей семьей, да и, верно, с человеком, которого я любила.

Мерседес

Тут Соня впервые заметила, что не одна она с трудом сдерживает слезы. Щеки Мигеля тоже были влажными. Ее несколько озадачило, что он так растрогался из-за истории, в которой для него не было ничего нового; она протянула ему одну из своих бумажных салфеток, чтобы он вытер лицо, и обняла его одной рукой.

– Я вижу, вы очень любили их, Рамиресов, – мягко сказала она.

Они посидели несколько минут молча. Соне требовалось время, чтобы все обдумать. Теперь не оставалось никаких сомнений: это была история ее матери, о которой она до сегодняшнего дня знать ничего не знала. Соня была потрясена до глубины души; так же почувствовал бы себя и ее отец, если бы узнал больше о том, какую жизнь прожила его жена. Ей нужно будет хорошенько все взвесить: стоит ли делиться такими знаниями c человеком на склоне лет?

Рассказ Мерседес лежал перед ними на столе, и искривленные пальцы Мигеля собрали страницы, аккуратно сложили их по привычному сгибу и положили обратно в конверт. Соня обратила внимание на то, что эти письма уже по многу раз читались и перечитывались. Странно. Почему эти письма – письма ее матери к бабушке – так много значили для Мигеля? Сердце забилось чаще. Она едва ли могла ответить на этот вопрос. Как и заставить себя задать его своему собеседнику.

Теперь уже Мигель смотрел на Соню. Она видела, что старик хочет что-то сказать.