Виктория Хислоп - Возвращение

– Спасибо, что выслушали, – произнес он.

– Не вы должны меня благодарить! – ответила Соня, пытаясь совладать с эмоциями. – Это мне следует благодарить вас. Ведь это я попросила вас обо всем мне рассказать.

– Да, но вы оказались просто замечательной слушательницей.

Наступил тот самый подходящий момент, которого она ждала. Ей не терпелось показать Мигелю фотографии, которые она носила с собой. Теперь Соня точно знала, что Мерседес Рамирес и ее мать – один и тот же человек, ее причуда уже перестала казаться таковой.

– Знаете, на то есть одна причина, – призналась она, роясь в сумке в поисках кошелька.

Она нашла две фотографии: одну – ее матери совсем еще подростком в наряде для фламенко, другую – с изображением группки детей, сидящих на бочке.

Мигель взял первую из них.

– Это же Мерседес! – взволнованно проговорил он. – Но откуда у вас этот снимок?

Соня помедлила:

– От отца.

– От вашего отца? – недоверчиво воскликнул Мигель. – Что-то я ничего не понимаю…

Она не сразу смогла выдавить из себя:

– Мерседес была моей матерью.

Старик словно дар речи потерял. Соня уже начала волноваться, но он быстро пришел в себя и теперь в совершеннейшем неверии качал головой.

– Мерседес была твоей матерью…

Он умолк, и Соня едва не растеряла все присутствие духа под его пристальным взглядом.

– Посмотри-ка, – сказал он, указывая на детей со второй фотографии. – Ты же понимаешь теперь, кто эти дети, да? Это Антонио, Игнасио, Эмилио… и твоя мать.

– Поразительно, – тихо ответила Соня. – Это и вправду они.

Мигель медленно поднялся:

– Думаю, нам надо выпить.

Соня смотрела, как он пересекает зал, и ее затопила волна нежности. Старик вернулся с двумя бокалами бренди, и они посидели еще немного. Казалось, столько всего нужно еще сказать.

Соня объяснила, почему ее привлекло именно кафе Мигеля, а не какое-то другое.

– На площади оно было самым симпатичным, – сказала она. – Или, может, эта бочка показалась мне смутно знакомой. Думаю, эта их детская фотография, скорее всего, запечатлелась где-то в моем подсознании.

– Ты как будто узнала ее, – задумчиво проговорил Мигель.

– Ну, так она волей-неволей притягивает к себе внимание, как оно и задумано, верно? И я только сейчас поняла, что означает название кафе… «Эль Баррил». Мне все-таки обязательно нужно подтянуть испанский!

Соня заметила часы на стене. Они показывали половину второго. Ей действительно было пора. Они с Мигелем крепко обнялись и простояли так несколько минут. Было похоже, что он не хочет ее отпускать.

– Мигель, огромное вам спасибо за все, – сказала она.

Этого было явно недостаточно, но для того, чтобы выразить всю свою благодарность, ей не хватило бы никаких слов. В глазах старика стояли слезы, когда она крепко расцеловала его в обе щеки.

– Я еще увижу тебя до отъезда? – спросил он.

– Самолет только днем, так что утром у меня будет несколько часов свободного времени, – ответила она. – Я подойду на завтрак.

– Приходи как можно раньше. Хочу тебя кое-куда сводить, прежде чем ты улетишь.

– Хорошо, – сказала Соня, сжимая его руку. – Тогда увидимся утром. В половине девятого?

Старик кивнул.

Едва Соня вставила ключ в замок квартиры Мэгги, как за ее спиной нарисовалась подруга.

– Хола! – весело сказала она. – Ходила тайком танцевать сальсу?

– Не совсем, – ответила Соня. – Сегодня у меня был по-настоящему особенный день.

Мэгги, слишком взбудораженной тем, как прошел ее собственный вечер, было не до расспросов. Несмотря на усталость, Соня посидела с подругой и выслушала все о новом в ее жизни мужчине. Этот точно станет для нее особенным. Мэгги это нутром чуяла.

Перед тем как лечь спать, Соня сказала Мэгги, что ей, возможно, придется скоро еще раз приехать сюда на несколько дней.

– Я всегда тебе рада, – сказала Мэгги. – Сама знаешь. Просто дай знать, когда тебя ждать, чтобы я точно никуда не уехала.

Поспав несколько часов, Соня отправилась по уже знакомому маршруту обратно в «Эль Баррил». Мигель знал, что она придет вовремя, и на барной стойке ее уже ждала чашка кафе кон лече . Вскоре они вышли и завернули за угол, где был припаркован видавший виды «сеат» Мигеля.

– Место, которое я хочу тебе показать, находится немного за чертой города, поэтому придется взять машину, – пояснил он.

Они ехали минут двадцать, пробираясь по хитросплетенной системе улиц Гранады с односторонним движением, минуя широкие, обсаженные деревьями бульвары и петляя по мощеным проулкам, настолько узким, что по ним едва могла проехать одна машина. Соня и Мигель обогнули старейший баррио города, и тут дорога пошла вверх.

В пути они почти не разговаривали, но и молчание их не тяготило. Соня была занята разглядыванием впечатляющих пейзажей, окружавших Гранаду: плодородными равнинами и величественной Сьерра-Невадой. «Неудивительно, что эта земля была таким лакомым кусочком и для мавров, и для христиан», – думала она.

Наконец они добрались до места. За массивными, богато украшенными воротами было припарковано несколько десятков автомобилей. Они выглядели так, будто ведут к французскому шато.

– Где мы? – спросила она Мигеля.

– Это городское кладбище.

– О-о, – тихо сказала она, припоминая, что он как-то уже советовал ей посетить это место.

Пока он парковал машину, подъехал похоронный кортеж. Помимо катафалка, в него входило еще восемь сверкающих лимузинов, из которых вышла большая группа хорошо одетых скорбящих. На всех до одной женщинах были черные кружевные мантильи, скрывающие лица, на мужчинах – темные костюмы, прекрасно сидящие по фигуре, пошитые на заказ, элегантные. Вся эта процессия двигалась за гробом медленно и печально, пока не скрылась за воротами, оставив позади шоферов, которые оперлись о натертые до блеска капоты и с удовольствием закурили.

Мигель бросил на них взгляд, и Соня поняла, что ему есть что сказать. Старик говорил с надрывом, и она вспомнила тот слабый привкус горечи, который она почувствовала при самой первой их встрече. Он выбил ее из колеи тогда, застал врасплох и сейчас.

– Во время гражданской войны погибло множество людей, и они таких похорон не удостоились. Их попросту сбрасывали в братские могилы, тысячами.

– Ужас, – приглушенно произнесла Соня. – Неужели их родные не хотят разыскать их?

– Некоторые хотят, – ответил он. – Но далеко не все.

Они вышли из машины и побрели внутрь. Соня поразилась числу и размеру надгробных памятников. Английские кладбища были совсем другими. Она вспомнила кладбище Южного Лондона, где была похоронена ее мать, и содрогнулась. Оно представляло собой огромное пространство поросшей травой земли, по которому ряд за рядом тянулись цепочки могильных камней, а каждый участок был шириной и длиной с гроб. Она бывала там раз в год, но всегда проезжала мимо по дороге к отцу; через ограду легко угадывались свежие могилы. Бросались в глаза не успевшие увянуть цветы, аляповатые венки в желтых и оранжевых оттенках, «ПАПА», выложенное красными гвоздиками, или «МАМА» – белыми хризантемами, а иногда и плюшевый медвежонок, от которого екало сердце. За редким исключением, на могилах постарше не было ничего, разве что банка из-под варенья с несколькими засохшими соцветиями. А вот искусственные цветы встречалась повсеместно; те, кто их приносил, явно предпочли не следовать принципу «memento mori» [86].