Виктория Хислоп - Возвращение

– Знаешь, нам надо постараться вести нашу привычную жизнь, иначе получится, что они и вправду победили, согласна? – увещевал он мать.

Она кивнула с усталой обреченностью.

Бомбы упали на Пласа-Кристо и на отель «Вашингтон», неподалеку от Альгамбры, где люди прятались от пулеметного огня. В тот день в городе погибло девять человек, в основном женщины, было много тяжело раненных. Пока одни ни в чем не повинные люди гибли, другие, ничуть не более виноватые, шли под суд. Рокот республиканских бомбардировщиков над головами только укреплял фашистов в решимости выносить обвинительные приговоры всем, кто до сих пор поддерживал правительство. Еще и чернила не успевали высыхать на решениях о применении смертной казни, как приговоры уже приводились в исполнение.

Первыми перед судом оказались гражданский губернатор Гранады Мартинес, председатель местного совета и адвокат Энрике Марин Фореро и два профсоюзных активиста: Антонио Рус Ромеро и Хосе Алькантара. Между их появлением перед присяжными 31 июля до передачи военно-полевому суду приговора и расстрела у кладбищенской стены прошло каких-то четыре дня. Для этих людей, для их семей и друзей эти дни были наполнены страхом и неверием в то, что подобное беззаконие могло твориться именем закона.

В последующие дни перед расстрельной командой предстало много других значимых в Гранаде фигур – политиков, врачей, журналистов. Известия об их гибели привели семейство Рамирес в ужас.

– Значит, мы все в опасности, – сказал Пабло. – Все до одного.

– Если они могут оправдать их убийства, то ты прав, – согласился Антонио, который раньше всегда старался приободрить родителей.

Даже он теперь потерял всякую надежду на то, что это противостояние скоро разрешится, несмотря на то что отдельные армейские части, верные республиканскому правительству, приняли контрмеры и вернули себе контроль над утраченными территориями. Безжалостность, с которой войска исполняли приказы Франко, была просто невероятной и абсолютно непоколебимой. Идеалисты, такие как Антонио, только сейчас начинали осознавать, с каким врагом столкнулись.

Ко второй неделе августа и жара, и бомбардировки усилились, но погода перестала быть темой для разговоров. Так странно – сегодня могло обрушиться целое здание, а все чудесным образом остаются целы, ни царапины, а на следующий день один-единственный взрыв на улице мог унести с полдюжины жизней. Вот такое злосчастье ожидало женщин, погибших при обстреле улицы Реаль-Картуха: умереть по воле случая.

Уже больше двух недель Гранада являлась островком фашизма в море верных сторонников республиканизма. Еще недавно Антонио цеплялся за надежду, что этот довольно маленький участок суши могут отвоевать, но вера его потихоньку гасла. Стали появляться известия об успехах националистов и в других местах, включая Антекеру и Марбелью.

Военные подразделения националистов организовали оборону Гранады от воздушных налетов. Немецкие пушки были размещены на стратегически важных позициях, чтобы устрашить противника, и авиаудары республиканцев прекратились.

Как только перестали падать бомбы, улицы Гранады снова наполнились жизнью. Народу повсюду было больше, чем обычно в это время года. Многие, как правило, уезжали из города на все лето, но сейчас побоялись из-за непредсказуемой политической ситуации. Учитывая еще и приток людей из окрестных деревень, население города изрядно выросло.

Обстановка явно была далека от праздничной, но в определенные часы многолюдные улицы и площади пробуждали воспоминания о днях торжеств. Кафе были забиты посетителями, которые сидели тесно, чтобы уместиться в драгоценной тени, а между столиками ходили молодые женщины, собирая скудные пожертвования на лазареты Красного Креста, открывшиеся по всему городу для лечения раненых.

Кинотеатры работали как обычно, но были вынуждены бесконечно показывать те немногие фильмы, которые имелись у них в запасниках. Изголодавшейся по развлечениям публике ничего не оставалось, кроме как терпеть такое однообразие и смотреть кинохронику, вызывавшую тревогу у всех вне зависимости от их политической ориентации.

Своей реакцией на происходящие события Игнасио продолжал подпитывать неприязнь к себе со стороны семьи. Он не удосуживался скрывать свое ликование по поводу того, что и сама Гранада, и близлежащие селения находились в полной власти фашистов, а со временем даже принялся разоряться о тех зверствах, которые, как передавали, совершались вставшими на защиту Республики в таких городках, как Мотриль и Салобренья.

– Они затащили женщин в море, – кричал он Антонио с Эмилио, молча слушавшим брата, – и убили их детей!

Им было неизвестно, правда это была или фашистская пропаганда, но идти на поводу у Игнасио и реагировать на его крики братья не собирались.

– А еще, надо думать, вы и сами знаете: уничтожили весь урожай – и забили скот! – продолжал он.

Их молчание вывело Игнасио из себя. Он подошел к братьям вплотную и гневно – Антонио прямо-таки обдало жаркой волной – выплюнул брату в лицо:

– Если мы все подохнем с голоду, виноват в этом будет не Франко! – кричал он, стоя нос к носу с Антонио. – Виновата будет ваша республиканская братия! Как вы не поймете, что все кончено! Нет больше Республики!

По всей Гранаде люди грудились у радиоприемников. Пальцы их были желтыми от никотина, ногти обгрызены до мяса. Из-за тревоги, напряжения, жары городской воздух пропитался запахом пота. Слухи о массовых расстрелах в других районах страны внушали ужас.

Люди боялись своих соседей, тех, кто жил с ними на одной улице, и даже тех, с кем делили крышу. По всей стране рушились семьи.

В рассказах Игнасио о том, что войска республиканцев бросают свое оружие и бегут с позиций, которые занимали в горных деревушках, правды было больше, чем хотелось признать всем остальным членам семьи. Как внутри, так и вокруг Гранады войска Франко показывали впечатляющие результаты, действуя быстро и решительно.

– Поверить в это не могу! – воскликнула Конча как-то утром с плохо скрытым отвращением в голосе. – Вы выходили сегодня?

Вопрос адресовался Антонио и Эмилио.

– Спуститесь по улице и поглядите! Прогуляйтесь до собора! Глазам своим не поверите!

Эмилио не пошевелился, Антонио же поднялся и вышел из кафе. Свернув направо на Рейес-Католикос, он сразу же увидел, что так рассердило его мать. Улицы, примыкающие к собору, были расцвечены красно-желтыми флагами. Скорее всего, их развесили рано утром, и сейчас город выглядел по-праздничному нарядно.

Было пятнадцатое августа. В любой другой год эта дата могла бы что-то для него значить, но сейчас никакой важности не несла. Сегодня было Успение Пресвятой Богородицы, церковный праздник, чествующий вознесение Девы Марии на небеса, и для сотен верующих, собравшихся у дверей собора и пытающихся услышать звуки мессы, которую служили внутри, это был один из наиболее почитаемых праздников в церковном календаре. В соборе просто не хватило места для всех желающих.