Станислав Стратиев - Время собирать виноград

— Да ты что в самом деле!

— Хорошо, каким образом ты собираешься себя изменить, если мое предложение тебе кажется грубым?

— Оно попросту идиотское.

— В таком случае я тебе выскажу то, что думаю. Лене нравится попадать в сложные ситуации и преодолевать их чисто по-женски. Преодолевая их, она в какой-то мере самоутверждается и начинает питать иллюзию, что добьется своего. Человек должен утверждаться. И он делает это как может. Ему необходимо оставить после себя след. Подобное стремление — главное в человеке. У Лены есть свое поле деятельности, ей нужны победы в любви, а ты встаешь у нее на пути. Оставаясь рядом с тобой, ей нечего преодолевать, поэтому ее внимание и концентрируется на Василе Ризове.

— Ты хочешь, чтобы я стал таким, как он?

— Я не спрашиваю, способен ли ты поступать так, как этот тип; я хочу знать, понимаешь ли ты, что Лена провоцирует тебя? Она заслуживает того, чтобы ты ей сказал: повторится еще раз — я тебе дам по шее.

— Ты что, всерьез?

— Вполне, — подтвердил я. — Она ждет, когда ты ее припугнешь. Ты можешь нагнать на нее страху?

Матей махнул рукой.

— Я достаточно долго слушал тебя, — сказал он. — То, чему ты меня учишь, знает любой хулиган.

Наступила пауза. Потом он заговорил вновь:

— Ты мне советуешь стать хулиганом, чтобы изменить ее. Но что он способен сделать из женщины?

— Тогда ты ее потеряешь.

Матей замолчал. По его лицу пробежала едва заметная улыбка.

— Я уже говорил, я заранее знаю, что я проигравшая сторона.

— И какая тебе от этого польза? Ты приходишь ко мне, грозишься учинить над собой… Мой язык отказывается повторять это.

— Да, нервы порой не выдерживают. Но я беру себя в руки. Мы как-то говорили с тобой, что такое польза, когда обсуждали случай с сестрой Ивановой и с диетическими столовыми. Ты тогда мне заявил: «Тебя уволят», а я ответил и готов повторить это сейчас: пускай, зато меня запомнят. Таков мой способ самоутверждения, мой дорогой. Именно таким образом я оставлю после себя след. Когда проиграю.

И опять — длительное молчание. Наконец я сказал:

— Ты ставишь меня в дурацкое положение. Какие бы предложения я ни выдвигал, пусть нелепые, мною руководило одно желание — помочь тебе. Я даже рискнул дать совсем земной совет. Но знай: только так ты сможешь справиться с Леной. Короче, я сознательно заземлял наш разговор, а ты парил в небесах. И вот я действительно становлюсь похожим на хама, а ты выглядишь благородным человеком.

— Все правильно. Я очень рад! — Матей встал и обнял меня за плечи. Он был взволнован. — Ты поступаешь по-моему — помогаешь мне уверовать в свою правоту, и я благодарен тебе за это. Ты рискуешь, как ты только что выразился, давая мне заземленные советы, и чувствуешь себя идиотом, но ты доволен, что выполнил свой долг передо мной. Точно так же я хочу поступить по отношению к Лене. Точно так же, как ты со мной.

Мне требовалось поразмышлять. И я поступил так, как поступил бы на моем месте каждый. Я подошел к окну, прошелся по комнате. Закурил и погасил сигарету.

— Скажи, как ты собираешься помочь Лене или, что все равно, как справишься с ней?

— У меня есть свои принципы, которым я следую. И буду им следовать не только потому, что питаю надежду — мол, когда-нибудь она их оценит, но и потому, что не могу поступить иначе. Каким образом я помогу ей? Постараюсь показать, что во мне сидит упорное нежелание вмешиваться в чужие мысли и поступки. Я хочу предоставить ей возможность думать и действовать так, как она сочтет нужным, согласно своим убеждениям, даже если они полностью расходятся с моими. Я имею в виду не только Ленины взгляды, но и всю ее жизненную философию. Сначала надо постичь ее концепцию, а потом указать ей на возможность существования других мировоззрений. Понимаешь, почему мы должны быть терпимыми? А это немаловажно. Начало всех начал… если хочешь кого-то поддержать, следует прежде всего быть терпимым к этому человеку. Ты обязан открыть в нем хорошее и с его помощью вытащить человека из ямы.

— Если ты так считаешь, почему ты не был терпимым к Ивановой и особенно к Колеву?

— Терпимость не означает всепрощения! Я хочу, чтобы ты меня понял. Никакого всепрощения!

— Но ты растоптал Колева. Недялков хорошо сказал: собрание — это не матч. Противник упал — так давай бить почем зря.

Теперь настала очередь Матея ходить по комнате.

— Мне и в голову не пришло, что со стороны это выглядело именно так. Я не сомневался в правоте своих слов. У меня было желание растоптать ошибки, дабы они впредь не повторялись. Однако ни в коем случае не уничтожить Колева. Поверь, я не хотел этого.

— Я-то попытаюсь тебе поверить, а ведь остальные даже и попытки не сделают. Они уже решили: не стоит попадаться этому типу в лапы. Они не любят тебя. Ты должен это знать. И остерегаться! О Колеве у нас еще будет время поговорить, давай вернемся к Лене.

— Одну минуту! — Матей налил стакан воды, выпил, наполнил еще один, опорожнил и его. Потом, собравшись с мыслями, продолжил: — Ты передал ее слова: «Он хочет меня изменить, но я не могу стать другой. Я есть я, и именно я гляжу в зеркальце машины, купленной мне Матеем». Разве ты не понимаешь, что она прошла половину пути? Неужели не видишь, что она недовольна собой?!

— Только она мне также сказала, что ей претит твоя любовь. Она давит ее. Поэтому она мечтает освободиться от тебя и от твоей любви.

— Предположим, так. А способна ли она это сделать? Каждому человеку нужны чистота, свет, доброта. Как бы он низко ни пал, он продолжает искать теплый, светлый луч. Я для нее — такой луч, и постараюсь оставаться им. Что бы ни случилось, она всегда будет возвращаться ко мне.

— И ты будешь принимать ее?

— Естественно.

— И до каких пор?!

— Пока ее люблю. Пока ей не надоест попадать в нелепые ситуации и пока они не опротивят ей. Я убежден, та жизнь, которую предлагаю ей я, — шире, просторнее, чище, чем та, от которой она испытывает трепет, глядя в зеркальце машины. Трепет этот — сильный, притягательный, но он быстро улетучивается. Ты не сможешь меня убедить, что, когда она одержит победу над Василом Ризовым, она будет считать себя победителем. Именно тогда-то она поймет, что заблуждалась, что не имело смысла завоевывать Ризова, человека, способного лишь ускользать из рук женщин и провоцировать их. И именно поэтому я должен быть терпимым. Мне необходимо выстоять, чтобы она удостоверилась, чего стоит ее победа.

— А ты не боишься, что в один прекрасный день, борясь за Лену, вдруг поймешь, что твоя победа не стоит таких усилий?

— Нет, не боюсь. Ведь я выиграл бой за человека! А Васил Ризов — не человек, он некое состояние. Хитрость. Маневр. Практицизм. Ловкачество. Для Лены он — не человек, а лишь трепет. Она ничего не знает о нем и знать не хочет. Ей нравится наблюдать в зеркальце. А позднее она поймет, что это — чушь.