Андраш Беркеши - Друзья

Ирен Ауэрбах попросила освободить ее от обязанностей партийного секретаря, собрала свои пожитки и уехала в Будапешт к Кати Мухораи. Та с радостью приняла ее, и всю ночь они провели за разговорами. Ирен рассказывала подруге обо всем, что ей пришлось пережить, и плакала. Она не оправдывалась и не пыталась приукрасить свою роль в этом деле, ее исповедь была предельно откровенной. Когда Кати спросила, что она сейчас намеревается делать, Ирен не задумываясь ответила: прежде всего, подаст заявление о выходе из партии, мотивируя его своей политической незрелостью. Сегодня же напишет и отправит экспресс-почтой на имя Чухаи. Балинт — умный мужик, он все поймет правильно. Конечно, может случиться и так, что ее будут исключать из партии публично, на общем собрании, перемыв предварительно косточки. Что ж, она это заслужила, ничего не поделаешь. А завтра надо сходить к знакомому адвокату Тончи Фрёлиху и обговорить детали предстоящего развода.

Однажды утром в директорской приемной появился Бела Земак. Он принес Юлии исправленный замок для письменного стола. Поздоровался, выпил чашку только что сваренного кофе и принялся врезать замок.

— Когда у вас свадьба? — поинтересовалась Юлия, когда он уже заканчивал работу.

— В следующий четверг. А потом мы сразу уедем.

— Вы уходите с фабрики? — удивилась Юлия.

— Да.

— И даже не дождетесь премии?

— Я уже подал заявление. — Он завинтил последний шуруп, проверил, хорошо ли работает замок.

— Но ведь вас представили к ордену.

Земак разогнулся, передал Юлии ключи и с горечью сказал:

— Пусть этот орден нацепят на грудь главному инженеру.

— А что случилось?

— Я еще ни в ком так не обманывался, как в Миклоше Зале. Считал его честным, неподкупным. А оказывается, вся цена его честности — должность главного инженера и трехкомнатная квартира.

— Не знаю, — сказала Юлия. — Я бы на вашем месте не торопилась с уходом.

В это время из своего кабинета вышел Зала, спросил, у себя ли директор. Юлия ответила, что он пошел в партком просмотреть список представленных к наградам. Зала кивнул, потом подошел к Земаку:

— Скажи, Бела, почему ты меня избегаешь?

Прежде чем тот успел ответить, Юлия быстро вставила:

— Бела подал заявление об уходе.

— Вот как? — Зала испытующе поглядел на молодого рабочего. — Подыскал другое место?

— В Фехервар уеду. На «Видеотон» [36] «Видеото́н» — крупнейший завод, изготавливающий радиоаппаратуру. . Они уже и квартиру дают.

— Почему ты уходишь? Только честно. Из-за меня?

Земак кивнул.

— Как мы вам верили! Вся бригада, весь наш цех. Гордились. Переживали за вас… Да что говорить! — Он перевел дух. — А Анико… Знали бы вы, чего мне стоило поставить ее на ноги, чтобы она поверила в себя, чтобы перестала, наконец, бояться и сказала правду…

В это время вошел Имре Давид и, никем не замеченный, остановился у двери. Его заинтересовало, о чем могут говорить эти двое. Он знал, что Земак увольняется и причиной тому — Миклош Зала.

— Теперь я уже вижу, — продолжал Земак, — мы были только пешками в вашей игре. Вы добились, чего хотели. Получили место главного инженера, трехкомнатную квартиру, и все о’кей. А мы с вас пример брали. — Земак уже почти кричал. — Неужели ради этого вы в сорок четвертом пошли в концлагерь, терпели пытки, голод? Неужели человеческая совесть так дешево стоит? Ах да, дача, и машина, в все, что душе угодно. Только скажите мне, товарищ главный инженер, почему мы так легко ко всему приспосабливаемся?

— Чтобы выжить, товарищ Земак, — задумчиво ответил Миклош.

— Бела, — вмешался Имре, — сходите в партком и просмотрите список представленных к наградам. Чтобы вы потом не говорили, что этот список составляли келейно, без участия общественности.

Земак покачал головой:

— Не буду я ничего смотреть. Все это липа.

Имре развел руками:

— Ну как хотите. — Он подождал, пока Земак собрал инструменты и ушел. Потом повернулся к Миклошу: — Что ты на это скажешь?

— Я согласен с Земаком. Это действительно липа, и я ее не подпишу.

Имре открыл дверь в свой кабинет:

— Зайди, — и, когда они расположились в мягких креслах, спросил: — Ты опять начинаешь?

— Нет, — ответил Миклош. — Продолжаю.

— Значит, ты просто выждал, пока тебя назначат главным инженером? — Имре распечатал пачку сигарет, закурил.

— Нет, Имре. Я ждал появления очерка в газете, чтобы обеспечить тылы. Хотя, конечно, должность главного инженера тоже облегчает мою задачу. Теперь у меня есть официальное право вывести мошенников на чистую воду.

Имре потянулся к столу, взял пепельницу, поставил ее на подлокотник кресла.

— Миклош, — тихо произнес он, — зачем ты это делаешь? Балинт тебе этого не простит.

— Знаю. Когда он сказал, что лучше будет нам не встречаться друг с другом, у меня мурашки по спине побежали. Это был даже не ультиматум, а нечто большее.

Пока Миклош пересказывал ему свой разговор с Чухаи, Имре вспоминал вчерашний вечер и, как сейчас, слышал слова Вики:

— Человек должен быть самим собой, а мы не смеем жить, как нам хочется. Все наши поступки контролируют Мартон и Чухаи, и действуем мы не по собственному убеждению, а по их указке. — Они сидели в гостиной. Ева поставила на стол тарелку с пирожными, коньяк и вино и пошла на кухню готовить кофе. — Она взяла обратно свой ультиматум? — спросила Вики.

— Да. Мы помирились. Она поняла, что была неправа.

— Я рада за вас. А как там Миклош Зала?

— Работает. Знаешь, я до сих пор не могу смотреть ему в глаза. Мне кажется, мы никогда больше не будем такими закадычными друзьями, как прежде. Как-то меня настораживает его поведение. Такое чувство, будто он к чему-то готовится, какие-то планы вынашивает. Вчера я спросил, почему он не перебирается в новую квартиру.

— И что ж он ответил?

— Сказал, что его пока и старая вполне устраивает. И стоит ли, мол, обживать новую квартиру, если неизвестно, долго ли придется в ней прожить. Теперь уже и он не откровенен со мной.

— Мне бы хотелось его понять, — промолвила Вики, — чтобы разобраться в самой себе. Знаешь, я ему и сочувствую, и в то же время завидую. Этот человек спокойно спит по ночам. Ему не за что краснеть. К тому же он еще не знает, что Чухаи его обманул.

— Как обманул?

— После праздничных мероприятий не будет никакого разбирательства. На заседании секретариата решили, что после награждений и премий неуместны какие бы то ни было расследования. Я не соглашалась с этим решением.

Ева принесла кофе, поставила на стол чашки.

— Собственно говоря, я и пришла, чтобы рассказать об этом. Надо как-то поставить Миклоша в известность.

— Не стоит. Еще выкинет чего-нибудь сгоряча. Но если все обстоит именно так, как ты говоришь, добром это не «кончится.