Андраш Беркеши - Друзья

В голосе ее опять появилась неприязнь.

— Ну, хорошо, Анико, я ни о чем не спрашивал. — Они остановились у ворот. — У вас есть ключ?

— Есть, — сказала девушка, но, как ни старалась, не могла его найти. Ее снова замутило, голова закружилась, и, закрыв глаза, она в изнеможении прислонилась к воротам.

Миклош нажал кнопку звонка. Через некоторое время в одном из окон зажегся свет. Открылась форточка:

— Кто там?

Он узнал голос Ирмы.

— Это я, Миклош Зала. Добрый вечер.

— Что вам угодно?

— Я привел Анико. Ей плохо, и она не может найти ключ. Откройте, пожалуйста, ворота, тетя Ирма.

— Сейчас иду. — Пока Ирма открывала ворота, Анико заснула в объятиях Миклоша, и теперь он держал ее на руках, как ребенка. — Матерь пресвятая богородица! — запричитала женщина. — Что это с ней?

— Немножко перепила, — ответил Зала, направляясь вслед за Ирмой в дом.

— Господи, кто же так напоил бедняжку? Вы?

Миклош проигнорировал вопрос Ирмы и, в свою очередь, спросил:

— Где ее комната?

Ирма распахнула одну из дверей. Миклош окинул взглядом скромно обставленную комнату, потом положил девушку на застеленную покрывалом кушетку. Анико даже не пошевелилась.

— Я думаю, ей повредило, что она пила все подряд и не закусывала, — сказал он. — Спокойной ночи.

Ирму просто бесила невозмутимость Залы.

— Это вы напоили ее? — спросила она с нескрываемой враждебностью в голосе.

— Да полно вам, тетя Ирма, — улыбнулся мужчина. — С какой стати? Анико сама все расскажет. До свидания. — Он повернулся и вышел.

Анико застонала во сне. Ирма вздрогнула. Подошла, накрыла ее одеялом, платком вытерла со лба пот. Потом сходила на кухню, намочила полотенце в слабом растворе уксуса и положила его на лоб Анико.

Вскоре пришел Пал Зоннтаг. Он был слегка под хмельком. Нежно поцеловал Ирму, поинтересовался, есть ли какие-нибудь новости.

— Есть, — сказала Ирма. — Иди сюда. — Открыла дверь в комнату Анико. — Полюбуйся, как выглядит твоя любимица.

Зоннтаг ошеломленно захлопал глазами.

— Заболела? — наконец обеспокоенно спросил он.

— Пьяна, как сапожник, — ответила женщина. — Ее принес Миклош Зала.

— Зала? — удивился Зоннтаг. — Я не ослышался?

— Да, да, Миклош Зала. Он еще тут фамильярничал со мной. — Ирма подобрала полы халата и села на стул. Зоннтаг тоже сел, достал из кармана сигареты, закурил.

— Опять этот Зала. Чует мое сердце, еще хлебнем мы горя через него. Я уже говорил об этом Ирен, но она только посмеялась, хотя смешного тут ничего нет. Да, но как Анико могла спутаться с Залой?

— Не знаю, — ответила женщина. — Проснется — расскажет. Короче говоря, надо избавляться от этого Залы, пока не поздно.

Пал Зоннтаг положил на стол свою большую ладонь.

— Да, избавляться надо. Но как? Ведь Имре Давид горой за него стоит. — Он подвинул к себе пепельницу, стряхнул с сигареты пепел. — Знаешь, что мне сегодня сказала Ирен? Карчи Штайгл в понедельник ложится в больницу, а оттуда, возможно, отправится прямо на кладбище. Похоже, что у него рак желудка. Ирен говорит, что сядет на его место, и уж тогда Имре Давиду придется плясать под ее дудку.

Ирма поправила сбившиеся волосы.

— Тогда нечего и волноваться, — промолвила она. — Ирен — умная женщина и, если уж за что-то возьмется, обязательно доведет до конца. И не надо каркать, как старая ворона. Вечно ты чего-то боишься, осторожничаешь. Вот он у меня где, этот Имре! — Она сжала сухонький кулачок. — Я могу свернуть ему шею, когда захочу. И клянусь господом богом, рано или поздно я это сделаю.

Зоннтаг погасил окурок, оперся локтями на стол, почти смежив тяжелые веки.

— Знаешь, дорогая, — произнес он устало, — не хочется мне участвовать в этой грязной игре. Имре Давид мне совсем не мешает. Я имею возможность спокойно работать, а это самое главное. Скоро мне исполнится семьдесят два, пойду на пенсию и доживу спокойно то, что мне отпущено.

Ирма бросила на него колючий, неприязненный взгляд.

— Напрасно, Палика, ты надеешься, что тебе удастся умыть руки. Нет, дорогой господин Зоннтаг, этот номер у вас не пройдет. У нас общая судьба. Мы связаны одной веревкой.

Она была права. Зоннтаг, постаревший и сильно сдавший Зоннтаг, смотрел на спящую девушку, и голос Ирмы долетал до него откуда-то издалека.

— Мы только вместе можем выйти из этой игры. И не тогда, когда тебе этого захочется, а когда скажет Ирен. Она знает, что делает. А Залу не бойся.

Пал Зоннтаг молчал. Глаза его слипались, и какой-то доселе неведомый страх сжимал сердце.

На следующий день Миклош пришел на фабрику раньше обычного. Надел халат и еще не успел сесть за стол, когда Гизи внесла дымящийся кофе.

— Спасибо, — улыбнулся Миклош. — Без вас я просто как без рук.

— Стараюсь, товарищ Зала, — весело отозвалась девушка. — Надеюсь, что и вы постараетесь, когда будут распределять премии.

— А вы думаете, нам дадут премии? — спросил Миклош, отхлебнув кофе.

— Наверняка, если фабрика получит звание передового предприятия.

— А это произойдет?

— Многие об этом поговаривают, — ответила девушка. — Да и пора уже.

— Присаживайтесь, — сказал Миклош. Девушка села, поправила юбку и выжидательно посмотрела на своего начальника. — Гизи, я знаю, что вы когда-то работали в прядильном цехе.

Девушка кивнула.

— Да, около двух лет. За это время закончила курсы машинописи и стенографии, хотя приходилось вкалывать в три смены.

— Я бы хотел спросить вас кое о чем, — произнес Миклош, ставя на стол пустую чашку.

— С удовольствием отвечу, если смогу.

— У вас ведь существовали нормы выработки?

— Да, конечно. Я думаю, они с тех пор не изменились.

Зала рассеянно вертел в руках зажигалку, стараясь ничем не выдать, насколько важен для него этот разговор. Он чувствовал, что приближается наконец к разгадке секрета.

— Вы, например, на сколько процентов выполняли план?

— Я? — Гизи наморщила высокий лоб.

— Да, да, вы.

— Закурить можно?

Зала протянул ей сигареты, чиркнул зажигалкой.

— Спасибо, — сказала Гизи и задумалась. — Знаете, товарищ Зала, — наконец вымолвила она, — мне никогда не удавалось выполнить норму больше чем на сто один процент. А ведь старалась, как могла. Знаете, станок вообще не дает человеку возможности расслабляться. Но как-то у меня не получалось. Не скажу, что я была неумехой. И желания в общем-то хватало. Но никаких сдвигов.

— А были уже такие, которые производили больше?

— Конечно. Некоторые запросто выдавали на смену сто двадцать — сто тридцать процентов. Да еще и домой раньше уходили. На час, а то и на два.

Миклош облокотился на стол.

— Может, у них станки были лучше?

— Да нет, те же станки, чехословацкие, что и у других.