Шэн Кэи - Красные туфельки

Травы на берегах Беловодного озера становилось всё меньше, и мы теперь отгоняли скотину на далёкие пастбища. Старина Дяо и Хайтянь каждый день поднимались ранним утром и, взвалив на спину огромные корзины, отправлялись за травой. Острыми серпами они ловко срезали траву под самый корень, оставляя за собой берег, мерцавший, как звёздочками, белесоватыми основаниями корешков. К тому времени, когда отец с сыном, обривая склоны, обходили всё озеро, в начале покоса трава уже подрастала, и её вновь ждал неумолимый серп. Хотя рыбный лов устраивали каждый месяц, но рыбы, похоже, становилось всё больше, она вырастала всё крупнее и всё прожорливее. Двух корзин травы, ежедневно сбрасываемых в озеро, было бесконечно мало, — как говорится, чашкой воды не потушить загоревшийся воз дров, — в мгновение ока трава оказывалась съеденной. На лицах старины Дяо и Хайтяня светились радость и удовлетворение, но одновременно виднелись следы усталости. Травы, что росла по склонам около озера, было не вполне достаточно. Отцу и сыну Дяо приходилось переходить на другой театр военных действий. Окрестности им были известны хуже, чем нам, поэтому они спросили:

— Где есть трава, мягкая трава?

Мы рассказали. Не прошло и нескольких дней, как склоны в том месте совершенно облысели. Ещё через пару дней они задали тот же вопрос, и мы слегка замялись, непроизвольно стараясь увильнуть от прямого ответа.

А однажды случилось неприятное происшествие, не сказать, что очень серьёзное, но и не пустяковое. Как-то жарким полднем мы увидели, как отец с сыном взвалили на спину корзины и, покинув берег Беловодного озера, отправились на далёкий выпас косить траву. Тогда Маотоу спрятался в небольшом горном ущелье и вытащил удочку. Он снова и снова недовольно ворчал:

— Нельзя рыбу удить, достали уже совсем! Достали!

— Ну и поганец же ты! — подкалывали мы его. — Вот уж точно, кошачья твоя душа!

Считая ниже своего достоинства пререкаться с нами, Маотоу уставился на поплавок и стал сосредоточенно ждать.

Солнце нещадно палило, а голубовато-серое небо было похоже на раскалённый стальной лист. Камни обжигали ступни, а от скрутившейся травы пахло горелым. Зеленоголовая саранча, опухнув от жары и потеряв координацию, то и дело пролетала мимо, треща своими пурпурными крыльями, и скрывалась среди густых кустов. Мы разделись догола, рёбра на тощих боках засверкали, а вся кожа на животе покрылась липким потом. Вдруг послышались всплески воды, повернув головы, мы увидели, что Сунь Бао, скинув трусы, идёт на глубину, шлёпая по воде руками. Мы страшно разозлились и сердито заорали мы на него:

— Поганец! Немедленно выходи! — Ведь мы же обещали старине Дяо, что не будем купаться в озере!

Сунь Бао обернулся и, нахмурив брови, огрызнулся:

— А Маотоу рыбачит. Почему вы ему ничего не говорите? Вы все молодец против овец, а против молодца — сам овца.

Мы снова стали ругать его, и Маотоу тоже:

— Ах ты поганец! Если не наорать на тебя, так ты не успокоишься! Разве старина Дяо говорил, что не разрешает удить рыбу? Разве он говорил?

Возразить было нечего, и Сунь Бао, хихикнул:

— Что страшного, если я разочек искупнусь? Не сдохнет его рыба, если я искупнусь разочек.

И он продолжал идти дальше. Мы очень разволновались и ужасно рассердились. Мы хватали гальку и метали её в Сунь Бао, а он уворачивался и заходил всё глубже и глубже. Саньпи не выдержал и — бултых! — бросился в воду:

— Ну погоди у меня! Я тебя сейчас мигом поймаю!

Саньпи здорово плавал, но и Сунь Бао был тоже не промах. Они гонялись друг за другом в воде, поднимая облака сверкающих брызг, хрустальные капельки разлетались в раскалённом воздухе, и воздух, казалось, мажорно звенел. Другие мальчишки, крича, что надо поймать Сунь Бао, один за другим бултыхнулись в воду.

Наконец все оказались в озере, мы громко смеялись и кричали: давненько уже не было так здорово.

Рыба то и дело тыкалась в наши ляжки, и мы распугали всех, кто готов был попасться на крючок. Маотоу, стоя на берегу, орал на нас, он истерично подпрыгивал и бросал в нас галькой, словно пёс, укушенный ядовитой змеёй. А нам было так весело, до колик! От отчаяния Маотоу забрался на высокий камень и, расстегнув ширинку, пустил в нас струю. Зловонная жидкость по дуге упала на нас с неба, мы протёрли лица, задрали головы вверх и увидели чёрное хозяйство Маотоу и его самодовольную рожу. Но не успели мы позубоскалить над его хозяйством, как вдруг Маотоу суматошно затряс руками и тихо сказал нам:

— Вылезайте! Быстрее вылезайте!

Мы не замечали, что всё это время старина Дяо и Хайтянь были на противоположном берегу. У них за спиной висели корзины, доверху наполненные травой, и она скрывала их головы. Когда отец с сыном стояли, то были похожи на два холмика, поросших зелёной травой, а когда двигались, то напоминали две тачки, нагруженные кучами травы. Мы, сверкая голыми задницами, повыпрыгивали на берег и натянули на мокрое тело штаны. С волос капала вода, и выглядели мы один несчастнее другого. Когда мы снова глянули на противоположный берег, старина Дяо и Хайтянь уже закопошились, превратившись в две тачки, наполненные зелёной травой.

Нам было бесконечно стыдно и очень неловко снова появляться в окрестностях Беловодного озера. И теперь, погоняя скотину, мы отправлялись на далёкие-далёкие горные склоны. Но на обратном пути нам приходилось идти через Беловодное озеро. Стоявший перед маленьким домиком Хайтянь колебался: ему хотелось помахать нам рукой, но в то же время было неудобно. Опустив головы, мы шли вдоль берега и не смотрели в сторону домика, а глядели только на озеро. И мы видели отражающиеся в водном зеркале перевёрнутые очертания их жилища и перевёрнутый силуэт Хайтяня. Паренёк всё время провожал нас глазами. Дойдя до конца Беловодного озера, мы оглядывались — ещё можно было различить его крошечную фигурку, освещённую яркими лучами, заливавшими всё озеро. Постепенно чувство стыда и неловкости только нарастало, и нам было ещё сложнее пойти к старине Дяо и Хайтяню. Время отдаляло нас друг от друга, увеличивало дистанцию между нами. Когда снова наступил день лова рыбы, все мы ходили расстроенными и потерянными, но в то же время словно бы чего-то ждали. Хайтянь, неся на спине здоровенную рыбную корзину, появился в нашем дворе, и его физиономия уже зарделась от смущения. Родители взяли рыбу и настойчиво пытались зазвать его пообедать.

— Как говорится, не должно принимать содержание, если ты не заслужил его, — уговаривали они. — Мы каждый месяц едим вашу с отцом рыбу, предоставь возможность отблагодарить вас.

Хайтянь покраснел ещё больше и, заикаясь, промямлил: