Шэн Кэи - Красные туфельки

Много дней подряд парень с ружьём за спиной так вот в одиночестве прохаживался туда-сюда по берегу озера. И иногда мы замечали, что в дуло дробовика вставлено светло-лиловое соцветие водяного гиацинта.

Мы несколько дней не приходили на берег со скотиной, и нам было неизвестно, возымело ли орудие устрашающее действие. В деревне то ружьё уже давно стало главной темой разговоров. Кое-кто был очень недоволен, считая, что старина Дяо поставил всех жителей деревни в обидное положение: он наверняка для себя уже решил, что жители именно нашей деревни глушат рыбу в озере. В любой момент, дескать, это ружьё может подстрелить кого-нибудь — подстреленным может оказаться каждый житель деревни, проходящий по берегу Беловодного озера.

Такая точка зрения была наиболее распространённой. У многих деревенских от страха тряслись поджилки, но в то же время люди были крайне возмущены и громогласно заявляли:

— Если только старина Дяо посмеет нажать на курок, то — не важно, подстрелит он кого или нет, — в любом случае мы заставим его «отведать нашей ядрёной лапшички с острым перцем».

Но были и такие, кто не придавал этому особого значения, полагая, что ружьё в любом случае никогда не выстрелит. Лаохэй, вернувшийся с заработков из города, говорил:

— Это то же самое, что уши у глухого — растут только для украшения.

В целом мы были согласны с Лаохэем. Ружьё действительно было только бутафорией, особенно в руках Хайтяня. Но однажды ночью, когда моросил непрерывный дождь, мы услышали грохот, донёсшийся со стороны гор. Родители в испуге подскочили на кровати, однако капли дождя быстро прибили этот звук к земле, и он затих безо всякого продолжения. Было лишь слышно, как долго-долго стучали по крыше крупные капли.

Старина Дяо с мрачным видом сидел перед своим жилищем. Хайтянь стоял рядом и нервно тёр ладони, так что пот, смешавшийся с грязью, тоненькими струйками стекал вниз. Его ладони были малиново-красными, словно тушка только что освежёванного кролика. Когда Хайтянь увидел нас, на его лице мелькнула слабая улыбка.

Отец Лаохэя Сунь Готоу, указывая на старину Дяо, призывал собравшихся в свидетели:

— Рассудите, люди добрые! Рассудите, люди добрые! И откуда это он такой взялся? Сказал, что Беловодное озеро ему принадлежит, неужто это значит, что так оно и есть? Староста решил продавать, но мы-то не решали продавать! Мы не получили за это ни юаня! Беловодное озеро принадлежит всей нашей деревне, а не какому-то отдельному человеку! И староста не может один распоряжаться продажей озера! Ты думаешь, что ты самый крутой?

Сунь Готоу ходил взад-вперёд, а на лице старины Дяо ничего не выражалось: застывшим взглядом он смотрел вдаль на озёрную гладь. Вдруг Сунь Готоу подпрыгнул и шлёпнул подошвами о землю.

— Раз у тебя завелись деньжата, так ты возомнил, что можешь из деваться над людьми? — завопил он. — И поэтому решил сдуру стрелять в кого ни попадя? Даже в полиции и те не смеют стрелять без разбору, а ты кто такой выискался? Нефритовый император? Тебе, значит, можно стрелять в кого угодно?

Внезапно за спинами столпившихся людей раздался треск разрываемой материи. Жена Сунь Готоу, раздирая одежды, бросилась к озеру. Она, поскальзываясь, то и дело скатывалась по склону, и к её волосам и одежде прилипли комья земли и стебли травы.

— Жизнь мне не мила! — истошно голосила она. — Сыночек помер, и мне жизнь не мила!

В этот день перед маленьким домиком происходило немало любопытного. Старина Дяо всё время молчал. А у Хайтяня лицо уже стало багрово-красным, он беспрестанно вытирал рукавом пот. Мы долго пытали его и лишь потом узнали, что же именно произошло. Оказывается, накануне вечером они с отцом не могли заснуть и вдруг услышали доносящееся со стороны озера монотонное дребезжание, совсем не похожее на шум дождя. Старина Дяо бесшумно поднялся и, взяв дробовик, вышел наружу. Он ощупью добрался до берега, звук всё ещё был слышен. Дяо кашлянул, и звук сразу оборвался.

— Ты кто такой? — спросил старина Дяо.

Никакого ответа не последовало, в тумане было видно только, что на берегу стоит человек с какой-то штуковиной на спине. Дяо снова окликнул, но ответа по-прежнему не было.

— Если не будешь отвечать, я стреляю! — грозно предупредил старина Дяо.

И тут он услышал, как что-то шлёпнулось в воду, железное ведро опрокинулось, а человек развернулся и стремительно убежал. Старина Дяо, громко крича, погнался было за ним, но беглец уже скрылся. Тогда он поднял ружьё и, направив дуло в небо, выстрелил… Вдалеке раздался истошный вопль.

— Ну и что? Лаохэя убило? — торопили мы, стараясь скрыть свою радость. В детстве мы все были немного кровожадны.

Хайтянь покачал головой. Мы заметили, что Сунь Бао тоже стоит среди глазевших людей. Саньпи вытащил его из толпы к нам:

— А твой старший брат?

Сунь Бао поглядел на нас и хихикнул. Потом он взглянул на Хайтяня и, сконфузившись, ответил:

— Дома он.

— Да я спрашиваю тебя, как там твой брат? — повторил Саньпи.

Сунь Бао снова захихикал и нагло заявил:

— Да всё с ним нормально, дома лежит.

Саньпи хотел было его ещё расспросить, но тот не отвечал и всё огрызался:

— Вы что, заодно с ними?

Сунь Готоу и его жену окружили люди, а старина Дяо и Хайтянь остались в стороне. Кто-то пытался уговаривать шумевшего Суня с женой, а кто-то, прикрыв ладонью рот, тихонько посмеивался. С лица Сунь Готоу исчезла горестная мина, теперь он выглядел как человечишко, нежданно-негаданно получивший власть и могущество. Он высоко подпрыгивал, звучно кричал, и его взгляд перебегал с одного лица в толпе на другое в надежде добиться всеобщего расположения. Старина Дяо, пройдя через расступившихся людей, встал перед Сунь Готоу и со звоном швырнул на землю железное ведро. Орущего мужчину на секунду взяла оторопь, он посмотрел на ведро, а потом поглядел в лицо старине Дяо. Тот очень вежливо спросил:

— Глянь, пожалуйста, может быть, это ваше ведро?

Сунь Бао озадаченно уставился на его лицо, потом поднял ведро, и все увидели, что на донышке красной краской был нарисован большой иероглиф «сунь». В нашей деревне только одна семья имела фамилию Сунь.

— Наше! — ответил Сунь Готоу.

— Ну, раз ваше, и ладно, — кивнул старина Дяо и вышел из кольца глазеющих людей.

Сунь Готоу снова швырнул ведро на землю, запрыгал и, показывая пальцем на спину удаляющегося старины Дяо, заорал:

— Что это ты хочешь этим сказать?

— Это ведро, — объяснил Дяо, — вчера вечером обронил человек, который приходил глушить электрошокером рыбу.

Толпа грохнула от смеха.

Глядя, как Сунь Готоу с женой уходят «с подбитыми крыльями», мы хохотали до изнеможения. Кто-то, передразнивая, показал, как разговаривал Сунь Готоу, и получилось точь-в-точь. Сунь Бао смеялся вместе со всеми. Но потом стали передразнивать то, как говорил сам Сунь Бао, мальчишка рассердился и, шмыгая носом, ретировался. Мы опять рассмеялись, надрывая животы. А старина Дяо сидел на корточках и, глубоко задумавшись, глядел вдаль на озёрную воду.