Иоахим Новотный - Избранная проза

Когда я вошел, первый же его жест был таким привычно-будничным, что почти тронул меня. Клаушке стряхнул пепел со спичечной коробки в окно и еще подул на нее.

— А ты вообще-то куришь? — спросил он.

Я не сразу ответил, и он стал спрашивать дальше:

— А ты вообще-то член партии?

— Несмотря на это, можешь продолжать говорить мне «ты», — счел необходимым ответить я.

— Ну ладно, — сказал он, но легче ему явно не стало. — Может, ты возьмешь себе стул? Сидя-то разговаривать лучше.

Я так не считал, но ни в коем случае не хотел спорить с ним по такому поводу. Клаушке закурил сигарету, глубоко затянулся, но без наслаждения, так как все его внимание сосредоточилось на том усилии, которое он должен был сделать, прежде чем перейти к делу.

— Знаешь, — начал он, — может, тебе это покажется смешным, что я тебя… просил… короче, что я тебя вызвал для этого разговора. Мы, разумеется, знаем, кто ты такой и что тебе здесь нужно. Вопрос не в том. Вопрос в том, знаешь ли ты, чего ты хочешь.

Должен честно признать: своей прямотой он застал меня врасплох. Не так уж много бывает случаев, когда я испытываю жгучую потребность схватить сигарету, к тому же я давно покончил с курением. Но сейчас был именно такой случай. И, дабы не бормотать что-то невразумительное, я просто ничего не ответил.

— Я думаю, у тебя было немало случаев убедиться в том, как здесь все обстоит. Деревня пуста. Хутор будет очищен. Вопрос времени. И здесь, я полагаю, надо исходить из того, что всем известно: где ничего нет, там и взять нечего. И если я слышу, что ты… что ты хочешь написать пьесу, то позволь спросить тебя: о чем? О развалинах, о сломанных оградах, ободранных крышах и пустых домах? Но там ведь ничего не происходит. Я очень мало смыслю в театре, но все же могу кое-как скумекать: для пьесы тебе нужны люди. Так? Или, по-твоему, одной оборванной электропроводки достаточно для театрального спектакля? Конечно недостаточно. Но людей здесь уже нет. Их нет там, где ты ищешь. Они давно уже получили новые квартиры, они уже прижились на новом месте. И если ты хочешь, если ты настаиваешь, я думаю, мне удастся собрать их всех в этом зале. Это я организую. Это не проблема. Мы их тут рассадим, и ты будешь ходить от одного к другому, от мужчины к женщине и расспрашивать. Ну, ясное дело, сразу их не разговоришь, у них языки не так уж хорошо подвешены. Многие могут показаться даже туго соображающими. Но все же я уверен, они разговорятся. Я этого добьюсь. На худой конец, выставим им несколько бутылок вина. На это уж я раскошелюсь, ради такого дела всегда найду денег…

— А может, — сказал я, — этих денег хватит и на фейерверк?

Клаушке покраснел. Очевидно, теперь он понял, что даром ему ничего не пройдет. С другой стороны, он явно хотел что-то скрыть. И потому заставил себя быть любезным. Сделал еще одну попытку.

— Я ведь не говорю, что это было легко, — сказал он почти примирительно, — вовсе нет! Ты и не представляешь себе, с чем я только не сталкивался! Я имею в виду проблемы. Настоящие и ненастоящие. Чего стоит хотя бы история одного деда, который кровно враждовал со своим соседом. Заявляется он ко мне. Долго мнется, нельзя ли, мол, ему узнать, куда тот переехал, а куда этот. Правда ли, что для переселенцев из Каупена в окружном городе зарезервирован целый квартал новостроек? Правда ли, что срок переезда еще могут отложить? Расшифровывалось это так: я хочу туда же, куда поедет мой сосед. Что я буду делать, если не смогу больше на него злиться? Понимаешь? Теперь оба и вправду опять живут рядом. И один раз уже побывали в арбитражной комиссии. Или вот фрау… хотя нет, пожалуй, фамилию я лучше не назову. Так вот, является она в контору и жалуется, что им слишком хорошую квартиру дали. Три комнаты с холлом для супружеской пары с ребенком. Так ее это не устраивает. Когда же я ей напомнил, что свекровь тоже будет с ними жить, тут она и призналась: уж лучше одну комнатку с кухней, лишь бы не жить опять вместе со старухой. Такие вот дела. Или, например, этот мошенник из… Впрочем, если я скажу, кто он по профессии, ты сразу поймешь, о ком речь… Приходит, плюхается на стул, задирает ногу на ногу и начинает, эдак небрежно: я вам нужен, говорит. Как тут, так и там. А значит, могу выдвинуть требования: мне нужна «лада» и гараж, а лучше два, потому как у меня уже есть «шкода». И участок поближе к воде, тоже было бы неплохо. И не обязательно в этом округе. Он вполне согласен перебраться поближе к Берлину. Такие люди, как он, везде требуются. Или?.. Ну что тебе сказать, пришлось нам пойти на все его условия. Даже кредит на строительство ему выбили, хоть он и бездетный. Зато у него два дога и две машины, по догу на каждую. Или тот старик, что приходил на каждый прием… Он от раза к разу все больше высыхал, но глаза огнем горели. Элли, которую выделили мне в помощь от шахтоуправления, хотела его задержать. Так он вцепился ей в горло, и не успела она опомниться, как он уже стоял у меня в кабинете. И всякий раз, был у меня кто или не был, он постоит, посмотрит на меня своими горящими глазами, потом сует руку в карман и швыряет на стол кусок веревки. Аккуратно завязанная петля, с двойным узлом, как в кино, когда показывают палача за работой… Да ладно, он уже умер в больнице, этот старый провокатор, через три недели после переезда. Но уж нервов потрепал нам…

Клаушке умолк. Менее всего он был самонадеян, хотя и вполне способен на тактическую уловку. Он явно хотел убедиться, что его рассказы произвели на меня впечатление и что сейчас уже уместно примирительно понизить голос.

— Я тебе все это рассказываю не для того, чтобы хвастаться, вот, мол, я какой. Просто хочу сказать, очень это было непросто. Ох непросто! Иной раз думаешь, все, дальше дело не пойдет. А оно само по себе вдруг сдвинется с мертвой точки, когда ты уж поверил, что трудностей, да каких, не обобраться… А что касается Гундель, внучки этого старого упрямца Кречмара, так она одно только твердит: это безумие. Да так оно и есть, хотя в открытую я бы этого не сказал. Просто безумие. А что тут сделаешь. Уголь надо добывать, деревню все равно не сохранить. Где-то там, наверху, приняли решение, а мы тут, внизу, его выполняем. Такова жизнь. Теперь, когда все позади, об этом уже можно говорить. По мне, и писать можно. Но с правильной позиции! Люди, которых это коснулось, так сказать, перешли к повестке дня. И это единственно разумное, вот что я тебе скажу. Пойди к ним и убедись сам.

Он откинулся на спинку стула. Тень от его головы накрыла тень рудничной лампы. Я дал ему время стряхнуть со спичечной коробки пепел очередной сигареты. Прежде чем задать вопрос, я должен был подавить настоятельное желание положить ногу на ногу и скрестить руки на колене.

— Итак, — произнес я наконец, решив быть очень обходительным, — поговорим о правильной позиции. Значит, ты приглашаешь людей, я с ними беседую, а что они мне расскажут? Что было трудно, но они выстояли. Процесс, так сказать, завершен. Они все начинают сначала, верно?