Лиз Тренау - В любви и на войне [litres]

Спустя полчаса у нее болели глаза от чтения бесконечных имен и дат. И когда она уже начала отчаиваться, вдруг наткнулась на несколько десятков могил, датированных октябрем 1917 года. Двигаясь медленней, она так сосредоточенно и внимательно читала каждую табличку, что почти забывала дышать. Но вот пошли более поздние даты: ноябрь, декабрь, даже начало 1918-го, и она почувствовала, как от разочарования ее ноги налились свинцом.

Затем она услышала, как Даниэль зовет ее. Он стоял метрах в ста от нее, у самой изгороди.

– Сюда, Элис!

Она подошла. В глаза бросилась табличка: «В память о рядовом С. Пилигриме, канадский корпус. Ранен в бою, умер 30 октября 1917 года. Покойся с миром».

Элис долго смотрела на табличку, пока земля под ней не покачнулась. У нее закружилась голова, и ноги отказывались ее держать. Упав на колени, она обеими руками обхватила основание высокого белого деревянного креста.

– Ты глупый, глупый мальчишка, – услышала она собственный крик. – Зачем тебе нужно было ехать сюда, зачем ты дал себя убить? Зачем?

Уткнувшись лицом в стылую землю, она не замечала ни твердых камней, впивавшихся в щеку, ни острых шипов чертополоха. Вдалеке послышался раскат грома, потом она заметила, как на спекшуюся землю падают первые тяжелые капли дождя, вздымая вверх клубы пыли. Она тихо заплакала, слезы смешивались с дождевыми потоками и лились на могилу ее брата.

Очень скоро она почувствовала, как сильные руки Даниэля подняли ее и он сунул ей в руку носовой платок.

– Пойдем, мы вымокнем до нитки. Я должен вернуться к машине. Я не поднял верх.

Она вспомнила о письме, которое написала, вынула его из кармана и положила у основания креста, затем выбрала четыре гладких камешка, чтобы придавить его у каждого уголка. На мгновение Элис замерла: что-то она еще не сделала. Отстранившись от Даниэля, она подбежала к живой изгороди и нарвала охапку кэмпионов, васильков и маков. Разделив их на два букета, она обвязала стебли пучком травы. Один из них она положила на могилу. Второй букетик она засушит и отвезет родителям.

Снова опустившись на колени у основания креста, она провела пальцем по вырезанным буквам. «Мы никогда не забудем тебя, Сэм, мой дорогой, любимый братик. Как я могу оставить тебя здесь, в этом грустном, тихом месте? Тебе было всего девятнадцать, когда смерть оборвала все твои мечты. О Сэм, как ты мог так с нами поступить?»

Когда она наконец снова подняла глаза, Даниэль был уже далеко. Он шагал к машине, и за завесой дождя его было почти не видно.

Марта с трудом могла поверить, что они едут искать могилу Генриха. Наконец-то!

Руби встретила их в вестибюле, не заставив себя ждать, и они отправились к назначенному месту, ориентируясь по названию улиц на карте, которую, по всей видимости, рисовал Фредди. Марта была удивлена своему спокойствию, понимая, что фактически вверяет их с Отто судьбу в руки совсем незнакомых людей. Но это был давно запланированный момент – встреча со своей судьбой. И на все, что происходило теперь, она никак не могла повлиять.

Где-то посреди пустынного пыльного переулка они нашли нужное место – небольшое здание из гофрированного железа с зелеными металлическими двустворчатыми дверями, на которых висел навесной замок на прочной массивной цепи. Они подождали десять минут, потом еще пять. Отто нервничал, нетерпеливо пиная маленькие камешки, а Марта стояла рядом с Руби, чувствуя себя скованно из-за того, что они не могли общаться на одном языке.

Наконец появился Фредди, размахивая чем-то похожим на огромное опасное насекомое, – оказалось, это был какой-то черный бакелитовый цилиндр, из которого во все стороны торчали провода. Поковырявшись некоторое время с замком, Фредди сумел снять цепь и потянул на себя металлические двери – они открылись с таким оглушительным скрипом, как будто их уже несколько лет никто не открывал. Внутри оказался, как сначала показалось Марте, армейский грузовик: большая машина того же защитного цвета, что и двери гаража, только значительно более ржавая. Автомобиль явно знавал лучшие дни.

Англичанин откинул крышку двигателя и стал возиться с черным цилиндром, со щелчком вставив его на место и соединяя провода. Закончив, он закрыл крышку и взобрался на широкую скамью, которая занимала всю ширину кабины. Потом протянул руку под приборную панель и нажал какую-то кнопку. Ничего не произошло. Он выругался и нажал еще несколько раз. Машина издала какие-то низкие, чихающие звуки, но не ожила. После множества проклятий двигатель наконец заработал с оглушительным ревом, заполняя гараж удушливым облаком черного дыма.

– Эврика! – крикнул водитель. – Залезайте!

Руби забралась первой, усевшись рядом с Фредди, следом – Отто. Марта влезла последней. И только когда она собралась подтянуться вверх, то заметила ярко-красный крест, нарисованный краской на боку брезента, покрывавшего кузов грузовика. Она неожиданно улыбнулась: эти англичане полны сюрпризов! И вот еще один: Фредди пытается учить молодую англичанку, как управлять коробкой передач. Марта подозревала, что девушка никогда прежде не управляла никаким автомобилем, не говоря уже о санитарной машине армии союзников.

Руби удалось найти заднюю передачу, и Фредди вывел машину из гаража. Потом она переключила рычаг на первую передачу и они двинулись по улице под его азартные крики: «Вторую. Нет, вниз, вторую передачу! Попробуй еще раз!» Она рывком привела рычаг в нужное положение. Последовала еще одна команда: «Вверх, поперек и снова вверх, на третью, сейчас же! Снова вверх! О, вот так!» Фредди убрал руку с руля, неуверенно управляя культей левой руки и одновременно наклоняясь вперед, чтобы помочь ей найти нужную скорость. Наконец, после витиеватых проклятий и приступов смеха, девушка освоилась и они поехали более плавно.

Это могло показаться Марте одним из ее сюрреалистических снов, если бы не крайне достоверные детали, убеждавшие в реальности происходящего: твердые шины так тяжело стучали о булыжники, что у бедной женщины клацали зубы; позади них клубился черный дымный след, было крайне неудобно сидеть, скрючившись на жесткой скамейке. При каждом повороте направо ей приходилось держаться изо всех сил, чтобы не вывалиться на дорогу. И все это в компании двух англичан.

Пять долгих лет англичане были врагами, самыми лютыми в ее личном списке: нация, которая лгала и обманывала, нарушала все свои обещания, спровоцировала жестокую продовольственную блокаду, в результате которой многие тысячи простых немецких граждан и детей погибли от голода. Именно англичане выпускали смертельно ядовитые газы, которые вызывали невыразимые страдания их войск. Англичане рыли подземные тоннели и устраивали взрывы, тысячи ничего не подозревающих немецких солдат разорвало на куски.