Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

– Иди со мной по краю.

– Ты что, с ума сошел?

Он прошел дальше и просунул свою голову между двумя металлическими прутьями. Я остановилась на расстоянии в одно собачье туловище от него. Эти прутья уж очень сильно напомнили мне о тех клетках, в которых ловцы собак запирали своих жертв.

– Иди сюда и сделай то, что сделал я! Ты увидишь кое-что замечательное!

Хотя Макс и сам побывал в одной из тех клеток, его, похоже, ничуть не пугали прутья моста, между которыми он просунул голову. Я подошла к нему, просунула голову между двумя другими прутьями и посмотрела сверху на то, как струится вода и как у ее поверхности плавают туда-сюда живые существа. Макс сказал, что это рыбы, и пояснил, что он был знаком с такими существами благодаря предмету, который называется аквариумом и который стоял в его доме. Интересно, есть ли на свете существа, которых люди не старались бы подчинить себе?

Я увидела, как по поверхности воды плывут куски древесины, и заметила, что их мокрый запах, поднимаясь наверх и смешиваясь с запахами прибрежной травы и воды, преобразуется в запах, который вытесняет мой страх упасть в воду. Макс от этого страха уже избавился.

В этот момент, находясь на такой большой высоте, я вдруг получила кое-какое представление о том, что ощущает Синее Перышко, когда летит.

Я стала завидовать тому, что она может видеть мир с высоты. Если промежуточный мир и в самом деле существует, в нем мне хотелось бы парить в воздухе. Даже еще выше, чем Синее Перышко. Выше, чем любая птица. И любое облако. Мне хотелось бы находиться очень далеко от любой опасности. И от любой боли.

И пока я в своих мыслях летела высоко в небесах, Синее Перышко вдруг накакала мне на мордочку. Я потрясла головой, вытерла мордочку сначала об один железный прут, затем о другой, отошла от прутьев и пролаяла летающей надо мной вредной птице:

– Что это значит?

– Мы не можем позволить себе медлить, – ответила она, совсем не забавляясь тем, что только что сделала. – Нам необходимо сегодня вечером оказаться у моря. Только в том случае, если мы будем торопиться изо дня в день, нам удастся добраться до холмов за лесами еще до того, как начнутся осенние дожди. А затем – добраться до гор до того, как начнутся снегопады.

– Только попробуй еще хотя бы раз на меня накакать! – пролаяла я.

Мне было безразлично, что сказала Синее Перышко. Я высоко подпрыгнула и попыталась схватить ее зубами. Пусть даже это было бесполезно, я хотела показать этой птичке, что я могу разорвать ее зубами в клочья, если только захочу это сделать.

– Ты лишь попусту тратишь силы, – сказала Синее Перышко и полетела дальше.

Я некоторое время полаяла ей вслед, а затем перебежала по мосту, окунула свою мордочку в воду и стала тереть ее о траву. Я терла ее до тех пор, пока запах птичьего помета не стал более-менее терпимым. Макс подошел ко мне и весело замахал хвостом.

– Это не смешно, – рявкнула я.

Макс попытался заставить себя перестать махать хвостом, но это ему не удалось.

– Это… не… смешно! – повторила я.

– Пожалуйста, больше этого не говори, – попросил он.

– Почему?

– Потому что в таком случае мне придется сказать: «Да нет же, это очень даже смешно», – засмеялся он и еще веселее замахал хвостом.

И я – я! – попросту не смогла на него больше сердиться. Мне было приятно видеть Макса вот таким. Веселым. Я вдруг даже обрадовалась тому, что Синее Перышко накакала мне на мордочку. Я не стала бы возражать, если бы она сделала это еще разок. Ради этого пса, который сумел избавить меня от моего страха, я была готова стерпеть что угодно.

На берегу этой реки не жили люди, а потому съедобных объедков там не было. Во второй половине дня я была уже готова есть траву, лишь бы только как-то утолить свой голод (трава здесь возле воды росла высокая и ярко-зеленая). И тут вдруг я учуяла вдалеке незнакомых животных. Их запах пробудил во мне потребность, которая до сего момента была мне неведома: мне захотелось разорвать их на части! Мне захотелось их сожрать!

На мусорной свалке я пыталась убивать крыс и ворон, которые претендовали на нашу еду. Однако ни одну из них я так и не поймала. Единственными живыми существами, которых мне когда-либо доводилось убивать, были докучавшие мне навозные мухи. О том, что на животных можно охотиться, чтобы их убить и съесть, я знала только из историй.

Как только я точно определила, с какой стороны до меня доносится этот дурманящий запах, я тут же помчалась в этом направлении. Вскоре я уже услышала семенящие шаги животных, которых я, видимо, вспугнула. Удивленный Макс последовал за мной, а Синее Перышко недовольно прочирикала:

– Так мы сегодня до моря точно не доберемся!

Ее недовольство не вызвало у меня никакой реакции, потому что я увидела в траве трех маленьких светло-коричневых существ с длинными ушами и очень короткими хвостами.

– Зайцы, – констатировал Макс. – Поймать их невозможно.

Зайцы в панике бросились наутек. Я погналась за самым толстым из них. Он метнулся в сторону. Я бросалась на него на бегу, но он снова и снова уворачивался, и я оставалась ни с чем. Я залаяла. Залаяла от жажды крови. И от гнева, охватившего меня из-за того, что я попросту не могу его поймать. Некоторое время спустя я отказалась от попыток схватить этого толстого зайца, потому что учуяла нечто иное – слабость. Приближающуюся смерть.

Один из двух других зайцев был болен. Он попытался спрятаться в высокой траве – как будто я не могла его учуять, даже не видя. Я побежала вслед за ним. Этот заяц, испугавшись, выскочил из травы. Однако бегал он не так быстро, как другой. Возможно, это был отец. Или мать. Но для меня было важно лишь то, что он не такой проворный, как я.

Старый заяц метнулся в сторону. Затем еще раз. И еще. Его сородичи – я подозревала, что это были его дети, – тем временем убежали уже далеко. Трусы. Но поступили они вообще-то разумно. Старый заяц отвлек меня от них. Тем самым он проявил смелость. Но и глупость тоже.

Я подогнала его к реке. На склоне у воды он вдруг резко остановился и замер. Замер так, как будто в его – и без того больной – плоти начал действовать какой-то яд.

Я остановилась на расстоянии в одно собачье туловище от этого зайца, который, похоже, был готов пожертвовать собой ради своих детей, и залаяла.

Заяц уставился на меня умоляюще. Он просил меня его пощадить. Такого огромного страха я еще никогда не видела. Для этого зайца я была ужаснее, чем монстр из снов Макса.

Я лаяла и лаяла.

Заяц продолжал смотреть на меня с еще более умоляющим видом. Он просил, чтобы я дала ему возможность провести еще несколько дней со своими детьми. Я залаяла еще громче…

…в его глазах погасла всякая надежда…