Любовь Деточкина - Книга ароматов. Авторская парфюмерия

И не вздохнуть полной грудью никак, воздух ускользает в дыру.

А дыра – вырванный клок, там где сердце ранее билось.

Я серая тень – морок, взяла растворилась.

Словно и не было никогда, ластиком плавно стираю

Секунды, минуты, дни и года, но остаюсь, продолжаю.

Выйду в парк я в туманную даль, вдруг запахнет вокзалом,

И Есенин с губ – мне не жаль, удостоюсь я малым.

Падают листья не в такт, просят крошек синицы.

Вроде все, как всегда, но не так, расплываются лица.

На обрывках размокших газет тушью черной пишу завещанье,

На аллее лишь дым сигарет и забытая чья-то сандаля.

Мила, Милочка, Милана светлая, как тень, глаза, как вода. Что-то было в ней неземное, тихое, как журчанье реки, как туман. Незаметное, естественное что-ли, из-за этого она была невидимкой. Подойдет тихо, постоит рядом, а ты даже глаз не повернешь. Вроде есть человек, а не чувствуешь его. Поначалу группа это обсуждала, планы вынашивали, как Миланку в ректорскую заслать за ведомостями или в лабораторию, ответы тестов посмотреть. Но дальше шуток дело не пошло. Потом все привыкли к невидимке, поэтому и спохватились поздно. Лишь на зимней сессии по ведомостям обнаружили, что ее с нами нет уже полгода. Она числилась в группе, лекторы отмечали на автомате присутствие, на экзаменах все же сфокусировались и поняли, что не приходит она уже месяц или два, или больше. Начали адрес искать, послали туда гонцов, те вернулись ни с чем. Соседей опросили. Никто ничего не знает. В полицию заявили. Ответа не пришло. Поискали сами еще, погоревали и забыли. А сейчас сидим, год спустя, празднуем окончание сессии. А меня словно переклинило, вспомнил ее, у остальных спрашиваю, больше никто не помнит, как и не было никогда Миланы, светлой, как тень, глаза, как вода.

Ноты: фиалка, коньяк, бензоин, смолы, креозот, валериана, кедр, папиросная бумага, чернила, кипарис, табак, каменная пыль, мрамор, туман.

– Ну и запах от нее, – сказал Ланс.

– Ветер меняется, надо торопиться! – сказал Вальтер.

Он затушил костёр, проверил мощные ремни, сдерживающие нечто трепыхающееся под тяжелой черной тканью, привязанное свертком к седлу. Восходила луна.

Они выдвинулись, оседлав лошадей. Ланс скакал немного впереди. Вальтер держался сзади, ведя третью лошадь, которая тащила груз. Они выбирали тихие дороги, не желая встречать путешественников и опасаясь попутчиков. Груз был дорогим, и это могло навлечь беду. И несмотря на то, что беда ждала именно тех, кто попытается отобрать груз, Вальтер всеми силами старался доставить его секретно.

– Впереди цыгане, – сказал Ланс.

Вальтер поближе подтянул несущую груз лошадь и накрыл ее своим плащом.

Небольшой табор шел мимо. Мужчины в повозках оценивающе поглядывали на путников. Молодая цыганка спрыгнула и, подбежав к Вальтеру, сказала:

– Хочешь, счастье нагадаю?

– Демон! Демон! – закричала старая цыганка, высунувшись из повозки и тыкая рукой в Вальтера.

Молодая цыганка сразу вернулась обратно. Вальтер положил руку на рукоять кинжала.

– Демон, – прохрипела старуха, и в ее белых глазах отразился свет луны. Старую цыганку утащили в середину повозки и укрыли шкурой.

Больше Ланс и Вальтер не повстречали на дороге никого. В глухой тьме они въехали в город. Стражники без расспросов пропустили их, когда Вальтер показал печать на свитке.

Петляя улочками, они выехали на площадь, обойдя ее, остановились у заднего входа и начали отвязывать груз. Из-под ткани послышалось скрежетание и хриплые слова на латыни.

– Оно говорит, говорит! – закричал Ланс и, размахивая руками, убежал.

– Стой, стой! – закричал Вальтер вслед.

Но Ланс исчез в темноте.

– Опять самому тащить, – расстроился Вальтер, отстегивая ремни.

Сверток рухнул на землю и выдал новую череду слов на латыни.

Вальтер, не обращая на это внимания, потащил его волоком. Черный мрамор стен глушил звуки. Сверток выдавал заковыристые слова, похожие на древние проклятья.

Выбившись из сил, Вальтер оперся на тяжелую дубовую дверь и постучал. За дверью что-то несколько раз легонько взорвалось, а спустя мгновение на пороге появился улыбающийся маг. Он посмотрел на Вальтера, на сверток, достал с пояса кошель и отдал его Вальтеру. Вальтер взвесил в руке кошель, кивнул и ушел.

– Извини, что тебе пришлось все это терпеть, – обратился маг к свертку, а потом заговорил на латыни.

Он долго развязывал веревки и ремни, пока из свертка не показалась голова, а потом и все тело гаргульи. Гаргулья внимательно поглядела на мага. В ответ маг нежно погладил ее черные крылья. Потом он повернулся и пошел по винтовой лестнице наверх. Гаргулья последовала за ним. Добравшись до крыши, маг раскинул руками. Гаргулья прошлась вдоль, а потом, взобравшись на парапет, устремила голову к луне и замерла.

Ноты: животные ноты, горькие травы, полынь, хвоя, потушенный костер, толстая кожа, земля, табак.

Кнут хлестал пол. Портиция надвигалась.

– Сковороду сожгла, – отрывисто говорила Портиция, ударяя кнутом, – пирог извела.

– Простите! – всхлипывала Агаси и жалась к стене.

Портиция ударила кнутом у самых ног Агаси. Та зажмурилась. Портиция улыбнулась.

– Дом отдраишь, чтобы ни пылинки, и замени цветы, не выношу вид увядающих цветов.

Портиция поправила костюм для верховой езды и вышла.

Во дворе ждал конь. Портиция лихо оседлала его и понеслась по усадьбе. Ветер подхватил выбившуюся из тугой прически прядь. Портиция скакала к лесу. Лес силуэтом темнел на фоне уходящего солнца, запахи обострялись. Портиция спешилась, оставила коня у кромки леса, а сама скрылась в чаще.

Агаси терла щеткой пол. Из окна падал тускнеющий оранжевый свет. Взгляд Агаси скользнул по туалетному столику госпожи. Букет, еще несколько минут назад выглядевший чуть подвявшим, осыпался серым пеплом. Агаси поняла, что ночь предстоит трудная. Она взмолилась всем существующим богам разом, чтобы те дали ей силы дожить до утра. Агаси прильнула к окну. Конь госпожи возвращался без наездницы. Из леса в кровавый закат взметнулась стая черных птиц.

Ноты: кожа, смола, чернослив, увядшие цветы, лиственный лес, земля, цветочные ноты, канифоль.

Печеное яблоко, прозрачное, сочащееся соком, испускающее волшебный дух, что может быть лучше? Только яблоко для домового. Дарья поставила на стол яблоко и принялась печь пышки. Домовой нервничал, масло брызгало.

– Отведай яблочко, – приговаривала Дарья и переворачивала румяные пышки.

Дарья налила в вазочку варенье из черной смородины, поставила на стол блюдо с пышками, поправила букетик цветов и присела на скамью.