Йото Крыстев - Зерна гранита

Свое слово он не нарушил до конца дней. Тысячи километров отделяют нашу страну от Никарагуа, но сколько общего у Сандино и болгарских революционеров, боровшихся за национальное освобождение!

Своей страстностью и непримиримостью он подобен нашим патриотам, которым приходилось оставлять жен, детей, родителей и годами скитаться, чтобы не дать угаснуть революционному пламени. В городе Сан-Рафаэль Сандино связал свою судьбу с верной помощницей партизан Бланкой Араус. Но он не мог остаться в кругу семьи и сразу же после свадебного обряда ушел в горы, сказав Бланке: «Долг перед родиной превыше всего. Я ухожу по его зову. И помни, если даже вселенная обрушится, все равно мы выполним свой священный долг».

С ним ушли и его товарищи. К патриотам были обращены взоры и надежды обманутых, жаждущих свободы людей, Сандино понимал, чего ждет от него угнетенный народ его родины. Он был неразрывной частицей этого народа, потому что, как он сам говорил своим бойцам, для него огромная честь быть выходцем из угнетенного народа — души нации. Исстрадавшимся никарагуанцам Сандино говорил:

«Буржуи скажут, что я слишком мал для серьезного дела, которое взвалил на свои плечи. Но мой рост компенсируется гордым сердцем патриота, и я клянусь перед родиной и перед историей, что мой меч будет защищать национальную честь, будет защитой угнетенным. Я принимаю вызов борьбы, сам иду ей навстречу, а на вызов подлых наемников и предателей отвечаю боевым кличем: грудью своей и моих товарищей воздвигнем стену, о которую разобьются вражеские легионы. Может случиться так, что погибнет и последний боец нашего отряда, сражающегося за свободу Никарагуа, но перед этим не один батальон наемников будет разбит в наших диких горах.

Я хочу убедить равнодушных никарагуанцев, безразличных жителей Центральной Америки и всю индейско-испанскую расу, что в этой части скалистых гор собралась группа патриотов, которые могут бороться и умирать как подобает мужчинам.

Идите, сброд наркоманов, идите убивать нас на нашей родной земле! Я вас встречу стойко во главе своих бойцов-патриотов, несмотря на ваши превосходящие силы. Но знайте, когда это случится, сокрушение вашего всевластия потрясет Капитолий в Вашингтоне и от нашей крови алым станет глобус на вашем пресловутом Белом доме — берлоге, в которой замышляются и осуществляются преступления».

Я позволил себе привести полностью эти слова Сандино, так как они лучше всего раскрывают сущность и цели его борьбы. Тогда же в награду за предательство Монкада получил президентское кресло. 12 июля 1927 года американский майор Хейтфилд, начальник гарнизона в Окотале, отправил Сандино ультиматум с требованием сдаться. На обороте этого документа, написанного в высокомерном духе, Сандино ответил:

«Получил ваше сообщение вчера, на что отвечаю: я не сдамся, а вас жду здесь. Я хочу завоевать свободу родине или умереть. Вас не боюсь. Рассчитываю не столько на оружие, сколько на патриотический огонь тех, кто вместе со мной вступил в борьбу. Родина и свобода!»

Спустя четыре дня в Окотале 60 сандинистов насмерть схватились с многочисленным врагом, на вооружении которого были даже самолеты. Бой был жестоким и продолжался более пятнадцати часов. Был тяжело ранен начальник штаба патриотических сил полковник Руфо Марио Бельорени. Перед смертью он обратился к бойцам с последними словами: «Скажите генералу Сандино, что я умираю, как и мечтал, в бою против янки!»

Этот бой дал почувствовать интервентам, что против них выступает не малочисленный партизанский отряд, а дух и сила всего народа. Новый президент Монкада предложил Сандино сложить оружие и прекратить вооруженное сопротивление. Но народный вождь был категоричен:

«Суверенитет народа защищается с оружием в руках».

Народная война приобретала все более широкие масштабы…

Дождь перестал. Хозяева предложили ехать. А мне так хотелось дослушать до конца историю жизни, звучащую как легенда. Но багаж погрузили, машины заурчали, и мы направились к центру Манагуа, столицы свободной Никарагуа. У въезда в город нас встретила большая надпись: «Добро пожаловать в свободную Никарагуа!» А в нескольких метрах за ней — другая, тоже крупными буквами: «Сандино вчера, Сандино сегодня, Сандино навсегда!»

Заканчиваю. Надеюсь, ты простишь меня за длинное письмо. Но оно — лишь малая частица того, что я узнал о генерале свободного народа — Сандино.

СЕГОДНЯ познакомился с Хулио Лопесом, Леонелем и Марджин Эспиноса, Фредерико Лопесом и Карлосом Гайо. Все они — члены политической комиссии Сандинистского фронта национального освобождения Никарагуа. Сразу же хочу тебе сказать, что самому старшему из них пошел всего 33 год. А говорят они как ветераны — о сражениях, о погибших друзьях, о предательстве, о победах, о тех неповторимых минутах, в течение которых мальчики становятся мужчинами. Они говорят, а я слушаю. Слушаю, слушаю, слушаю… Слушал бы их целую вечность. Они никогда не повторяются. Как в жизни. И всегда устремлены в неизвестное, смело прокладывают путь для других. И только иногда падают, как звезды ночью. Такая жизнь делает их счастливыми. Слушаю их, смотрю на них и не могу не удивляться — они так молоды, а уже сотворили целую историю. Неповторимую!

Напротив меня села Марджин — смуглая девушка с насмешливыми синими глазами и ямочками на щеках. Движения ее плавные, голос мягкий, ласковый. Весь ее облик излучает красоту и внушает уважение. Впечатление такое, что она рождена играть на пианино, читать стихи, пленять сердца молодых и старых. Но она выбрала трудный путь революционной борьбы.

Эта нежная девушка стойко перенесла в застенках истязания сомосовцев, двадцать восемь дней голодала, а ее слабые девичьи руки носили вместо украшений автомат. Марджин и сейчас не разлучается с двумя пистолетами. От ее друзей я узнал, что у нее было много разных имен.

— Вынуждала борьба. Она меня крестила. Только для себя я всегда была Марджин, — говорит она, поправляя упавшую прядь волос. — Даже болгарскому профессору, которого очень уважала, не назвала своего настоящего имени. А несколько месяцев назад мы случайно встретились с ним. Профессор удивился, когда меня представили ему под другим именем. «Нет, — сказал он. — Если еще пять минут назад я мог допустить, что обознался, то сейчас убежден — это именно ты. Голос и глаза невозможно изменить». «Вы не обознались, — ответила я ему. — И под тем и под другим именем была я, одна и та же».

— А сколько лет ты скрывалась под чужим именем? — спросил я.

— Восемь лет, три месяца и два дня, — ответил вместо нее Леонель, муж Марджин.

Марджин обладала магической способностью преодолевать порог времени, утопая в лучезарном сиянии завтрашнего дня.