Петр Шабах - Вода с сиропом

Выбора у меня не оставалось. Выбежав на улицу, я из ближайшей телефонной будки позвонил в полицию. Вполне четко я сказал им, что мне нужна пара полицейских, чтобы угомонить цыганскую вечеринку. Однако, услышав слово «цыганскую», голос из трубки произнес: «Вы нас не учите. Сами разберемся, сколько людей послать», — и телефон замолчал.

Вернувшись в зал, я до приезда отряда спрятался за колонной. Полицейские сразу по приезде достали длинные дубинки — подобных я еще не видел — и закрыли лица щитами. Их начальник отвел меня в сторону, сгреб мои документы и стал лыбиться.

— Я не смеюсь, — сказал он мне, когда заметил, что я пытаюсь улыбнуться ему в ответ. — Это мне «нарисовали» цыгане, до того как я попал в отряд. Цыгане, понимаешь?!

А я бессмысленно кивал головой, наблюдая за бойней. Полицейские молотили дубинками куда попало, пинали и тащили людей за волосы из зала. Некоторым счастливчикам удалось смыться, остальных полицейские затолкали в воронки, из которых доносились причитания женщин и мужские проклятья.

— Не слишком ли, шеф? — заметил я озабоченно.

— Вот так мне та падла засунула пальцы в рот и разорвала его, — обернулся он ко мне с дьявольской улыбкой: — Б…! — сорвался он. — У меня было наезжено миллион километров на автобусе! Без аварий и отличная зарплата!

Затем повернулся и заорал:

— Не жалеть их, парни!

Ну все, понял я. Сюда мне больше хода нет. Здесь меня убьют. Какого хрена я вообще во все это влез?

— Из-за этих шлюх мне пришлось уйти из автопарка, — сплюнул начальник. — Все надо мной смеялись!

Зал был идеально пуст. Ничего пустее я в жизни не видел. На полу валялись щепки, вокруг куски мебели, на стенах с разбитыми окнами разводы крови и лоскуты одежды, снесенные двери.

— Мы тебя подкинем куда-нибудь подальше отсюда, — предложил мне начальник, и я был ему искренне благодарен. Когда я драпал к его машине, ветер пронес передо мной одинокое приглашение, заканчивающееся словами: «Вечер, который вы никогда не забудете!» Ага! Я уж — точно.

Примерно в те самые минуты у меня родился сын.

Мальчик рос не по дням, а по часам. Семейная жизнь с ребенком — это совершенно другое дело.

Теперь тебе будут поправлять воротнички, бахвалился я.

Мы просто светились от счастья и почти перестали ссориться — нам даже в голову это не приходило, потому что ребенок выматывает так, что спать мы могли даже стоя. Из А. получилась образцовая мать. Это же по-настоящему! Не какой-то там негритенок из Лейпцига.

В обществе мы появлялись крайне редко. Я помню, мы как-то пошли к знакомым. На такие классические посиделки с бутылкой. Остановившись перед дверьми, А. испуганно повернулась ко мне: «Мы же ненадолго, да?»

Невинный вопрос, на первый взгляд. Но, во-первых, идти предложила она, а во-вторых, я долго предвкушал визит к людям, которые и мне и ей были очень симпатичны. Я почувствовал, что наливаюсь краской от злости.

— Это что значит? — сорвался я. — Мы еще туда не зашли, понятия не имеем, как сложится вечер, а ты уже меня спрашиваешь, когда мы пойдем домой?! Да я лучше вообще не пойду! Возвращаемся обратно.

А. к тому моменту нажала на звонок, так что мне пришлось заткнуться.

Я уже говорил, что мы тогда почти не ссорились, но иногда набегали тучи. Хотя вовсе не ежедневно и не так наигранно, как у наших собеседников. Их ссоры разносились по всему колодцу двора, и я невольно становился свидетелем их бесконечных семейных сцен. Его почти не было слышно. Вернее, слышны были удары по нему. Выглядело это примерно так:

— Где ты был, пьянь?!

Бумц! Бумц!

— Помогите!!!

— Гестаповец!

Бумц! Бумц!

— На помощь!!!

— Фашист!

Меня удивляло, что при этом они были молодыми людьми, не имеющими к войне никакого отношения. Обычно это заканчивалось громким «Бух!» (так хлопали двери). «Буха» я всегда ждал с нетерпением, чтобы приникнуть к окну.

Через минуту он появлялся на улице, а она, чтобы не терять достоинства, всегда кричала ему вслед: «И не забудь, Ярка, купить печенье!» — и улыбалась лицом, искаженным от злости, а ее carissimi [5] дражайший (итал.) Ярка с мрачным видом возвращался туда, где еще совсем недавно шумно и весело проводил время.

Говорят, что еда и секс в литературе всегда рядом. Мне, в принципе, по фиг, но наши ссоры чаще всего происходили на фоне еды.

Однажды А. кинула в меня полную тарелку супа. Причина? Я всего лишь наклонился и понюхал его. Просто хотел выяснить, из чего он!

Босой, я стоял на голом линолеуме, и холод сковал мою спину так, что я чуть не трясся. А. даже не предупредила меня взглядом, как она обычно делает, а сразу метнула в меня тарелкой.

Я успел увернуться, но мне стало жутко.

— Тебе повезло! — сказала она хрипло. И вопрос был для нее решен.

— А если бы ты в меня попала? — спросил я, придя в себя.

— Тогда бы тебе не повезло! — радостно ответила она.

— Вообще-то тарелками с супом кидаться как-то не принято. Это неправильно, — возражал я.

— Ооо! Я этого знаю! — и А. ткнула пальцем в какую-то фигуру в телевизоре, расплывшуюся в моих слезах отчаяния.

— Выкини, — сказала А., зевнув во весь рот. — Сначала я, значит, такая милая черноглазка, а под конец делаешь из меня какую-то убийцу. А ты такой хороший, плачешь от непонимания, ты слишком хрупкий для этого мира, где вокруг твоей задумчивой головы летают супы. На фиг! В конце концов, этого даже не было…

— Было, — шепчу я, на всякий случай отвернувшись к стене. — Было… Было, — говорю.

А. начала ходить на так называемые «девичники». Когда я услышал это название в первый раз, то зашелся в хохоте до колик.

— Классно вы это назвали! Там должно быть весело. Вот бы побывать, послушать вас!..

Главное, выглядел я тогда как последний дебил. Я просто еще не понимал, как эти женские посиделки оздоровительны и полезны.

Женушки сначала договаривались по телефону — задолго до встречи — и по А. было видно, что она просто трясется от нетерпения.

В общем, поначалу я над этим лишь посмеивался и крутил головой.

Когда А. наконец пошла на встречу, мне тут же позвонил муж «подруги», у которой все происходило. Вскоре мы с этим парнем уже сидели, пили пиво и болтали обо всем на свете. Ему просто нужно было куда-то смыться из дома. На тот момент в доме не допускалось присутствие ничего мужского.

Домой он отправился, только когда вернулась А. Спать ей ни капли не хотелось — она была просто переполнена переживаниями и свежей информацией, которую ей необходимо было с кем-нибудь обсудить.

Тогда до меня дошло, что здесь самое время отыграться за супчик. В чем она могла обвинить меня перед подругами? Что иногда я задерживаюсь в пивной? Это не высоко ценилось в тех кругах. Это было обычным для всех. Ну, почти для всех. Вот какая-нибудь измена — это уже что-то. По мере детального обсуждения женушками своих мужей (обычно их там бывало десять — найдите мне десять беспристрастных женщин!) я выходил средним безопасным дурачком, не то чтобы идеальным, но вполне терпимым.