Петр Шабах - Вода с сиропом

Хорошенькие вещи, должно быть, там обсуждались. Иначе как объяснить, что А. всегда возвращалась с этих встреч такой милой и внимательной. Я себе это представляю примерно так:

№ 1: «Девки! Мой-то вчера пришел пьяный как свинья, мог только хрюкать..!»

№ 2: «Хрюкал? Завидую! Мой вообще приполз на карачках!»

№ 3: «Сам приполз? О чем вы здесь говорите! Моего привезли на тележке!»

№ 4: «Ну да, зато хоть одетого и одного, а не как моего — с какой-то девкой!»

№ 5: «Орал на меня страшно!»

№ 6: «А мой еще и на детей!»

№ 7: «А нас сразу отдубасил!»

№ 8: «Меня отдубасил, а детей продал!»

№ 9: «Хотел приготовить тещу на ужин, но не нашел скороварку!»

Мне казалось, что из подобных разговоров я выплывал ангелом, невинным созданием, для которого семья является единственным смыслом существования.

Но пока мы сидели с мужем гостеприимной подружки и пили пиво.

— Прикинь, — говорил он мне. — На прошлой неделе она возилась в саду. И вдруг смотрю — словно спятила. Обеими руками раздвигает траву и елозит на четвереньках туда-сюда, как безумная. Я говорю: «В чем дело?», а она лишь злобно смотрит и молчит. Я ее еще раз спрашиваю: «Что случилось-то?» А она так зло: «Сережку потеряла». Я пошел ей помочь, но мы так ничего и не нашли. «С ума сойти, — говорю я ей. — Как это на таком маленьком пространстве мы не можем найти эту сраную сережку». Где-то через полчаса меня это достало и я уже в сердцах ее спрашиваю: «ты можешь мне объяснить, как ты могла ее потерять?» Тогда она, вне себя от ярости, снимает с правого уха другую и говорит: «Как? Да вот так!» — и швыряет ее в траву.

Приятель сделал глубокий глоток и добавил:

— Вся хрень в том, что первую мы потом нашли. А вот вторую уже нет.

— Знаешь, — сказал я после короткой паузы. — Я одного не понимаю. Что же мы, блин, не женились на первой же девушке, которая нам встретилась? На фиг мы выбирали, потратили годы, выясняя, та ли эта половинка или нет? Ведь суть едина. Все, что происходит с остальными, происходит и со мной.

История с сережками мне понравилась, надо бы ее запомнить.

Что меня гарантированно приводит в дикое бешенство, так это совместные походы в магазины. Продавщицы должны просто боготворить мою А. Она делая покупки, говорит тихим, ровным голосом, но никогда не может принять решение. Поэтому постоянно оборачивается ко мне с классическим: «А что ты думаешь?»

— Ну, я не знаю, — всегда нервно отвечаю я, потому что хорошо разбираюсь в ситуации.

— Покажите, пожалуйста, еще вот это, — просит А., и продавщица с ужасом следит за направлением ее пальца, который показывает в сторону самой высокой полки магазина и не самыми низкими потолками.

— Девушка, это то же самое, только другого цвета, — пытается увильнуть продавщица, а я, к тому моменту уже весь мокрый от пота, делаю вид, что к А. никакого отношения не имею.

А. настаивает:

— Я все-таки хотела бы посмотреть.

Это уже открытый вызов к бою между мирами. Продавщица притаскивает лестницу и лезет наверх, где воздух теплее, так что каждое движение дается с трудом. Потом бросает желанную вещь перед А. и смотрит сквозь нее невидящим взглядом.

А. разворачивает аккуратно вещь, щупает и поворачивается ко мне:

— Ну, что ты думаешь?

— Ну, не знаю, — повторяю я.

Да елки-палки, я действительно не знаю! Я ненавижу покупки. Я не хочу ни с кем неприятностей, не хочу наживать себе врагов, а главное — мне это просто не нравится.

Я собственными глазами видел, до чего такие совместные шоппинги могут довести. Как-то я перед примерочной кабинкой поджидал А., чтобы к ней никто не влез. В этот момент в магазин привели какого-то полоумного старика. Его таскали с места на место и при этом громко кричали, так как дед был глуховат. А тот послушно вертелся, ничему не сопротивляясь.

Вот и я таким буду через пару лет, подумал я, когда деда затолкали в кабинку, где тот должен был примерить какие-то уцененные вещи.

Отупевший и склеротичный дед уперся в зеркало и воскликнул: «О, я смотрю, вы тоже покупаете брюки?» — думая, что наконец нашел товарища.

Я побывал в гостях у брата. Тот развелся во второй раз. По этому поводу мы чуток поговорили и прилично это дело запили. Две ласточки тоже весны не делают.

К сожалению, большинство шуток о женщинах имеют основание, однако афоризм «Все бабы — дуры!» довольно далек от истины.

Конечно, они дуры и каждый мужчина об этом должен знать, но дуры такие, что во многих случаях оказываются в тысячу раз умнее нас. Да и в этих анекдотах можно разглядеть лишь желание превосходства. Мне довелось их слышать десятки. К тому же они, как правило, исходят из ложных посылок. Они столь же обоснованны, как утверждение, что, идя по Карлову мосту, я оказываюсь напрямую связанным с Карлом Четвертым.

Однажды я подслушал в винном погребке разговор двух тетушек бальзаковского возраста. Одна из них вдруг рассмеялась и рассказала анекдот:

— Женщина спрашивает у подруги: «Ты когда-нибудь видела глаза мужа во время секса?» — «Конечно», — отвечает та. «Ни и как это было?» — «Ну как… Стоял в дверях и пялился как дебил».

Это отличная месть за все «бабские» шутки. Кроме того, это отличный выбор цели, так как именно вес проклятых рогов не дает всем нам покоя.

Нормальный мужчина проводит половину жизни во лжи. Дома он лжет постоянно — иначе бы просто не выжил.

Началось все с того, что где-то в кустах он промурлыкал: «Я люблю тебя!» Это, понятно, она сразу и услышала, хотя он имел в виду всего-навсего: «Было не так уж и плохо…»

И вот теперь это на всю жизнь.

Не будь такой хватки, большинство женщин считали бы, что их мужья родились без печени, если после трех кружек пива они, разуваясь, заваливаются на бок и громко над всем смеются; и что если он охладел к ней, то вообще потерял интерес к сексу; и что ему единственному по ошибке не дали премию.

Бывают, конечно, и исключения.

Я нашел другую работу. Мой новый начальник, похоже, возненавидел меня еще до моего появления на свет. Заданий он мне не давал, но требовал, чтобы я показывал ему результаты.

В эту игру мы проиграли с ним два года. На что-то же мне нужно было жить.

Я ходил инспектировать культурные программы и потом писал какие-то заключения о них. Дремучие семидесятые.

Хуже всего было общение с разными партийцами, которые на меня влюблено пялились и подбивали на разные коллективные забавы. Я чувствовал, что как-то подпитываю их, что без меня они бы просто не смогли существовать. Все товарищи хлопали меня по спине и выразительно мне подмигивали. Они знали, что я из большевистской семьи и, понятное дело, я — «их дорогой парень». Один мой приятель предложил поступить, как он, и назваться анархистом.