Петр Шабах - Вода с сиропом

А. стояла на берегу реки и испытующе смотрела на нас.

— Мне кажется, мы знакомы, — продолжала девушка. — Мы не виделись раньше?

— Я бы вас не забыл.

Девушка присела рядом.

— Это ваша девушка?

— Жена, — ответил я тоном, который мог быть истолкован так, будто это ничего не значит, просто такая мелочь, с которой можно нормально жить.

— Вы не могли бы намазать мне спину?

Немного напрягшись, я набрал в ладонь крем и посмотрел на ее загорелую спину, а затем стал нежно растирать. Когда она повернулась ко мне, я ее поцеловал. Она сунула мне в руку бумажку со своим телефоном и сказала: «Вечером».

А., накупавшись, возвращалась назад. Проходя около девушки, внимательно ее рассмотрела. Дойдя до меня, она упала рядом. Сон кончился.

— Она к тебе липнет, парень. Что будешь делать?

— Слушай, я думаю совсем о другом. Я читаю.

Все, теперь я его никуда не пущу. Никакого страха, решение было неожиданным и приятным, и давно забытая дрожь пробежала по ее спине.

Я захлопнул книжку, чтение потеряло смысл.

Встав с подстилки, я пружинистой походкой направился к реке, как будто играл для невидимой съемочной группы. А. продолжала странно улыбаться, и было видно, что она о чем-то размышляет. Она дала мне дойти до берега, потом тоже встала, приставила руку ко рту и закричала на несколько километров вокруг: «Далеко не плавай, ты только что поел!!!»

Когда я через пару минут вернулся, девушки уже не было.

— Довольна? — пробурчал я.

А. грызла яблоко и мило на меня смотрела. Я снова открыл книгу.

Все, теперь я его никуда не пущу. Никакого страха…

Одному моему знакомому повезло и не повезло с тем, что он был отцом известного академика. Не повезло, потому что своего отца он почти не видел — тот все время пропадал где-то за границей. Повезло же потому, что отец каждый раз привозил ему из своих путешествий множество необычных игрушек и старался всячески его ублажать, пытаясь наверстать упущенное.

Они жили на вилле с бесчисленными комнатами и ванной с туалетом на каждом этаже. Всюду на стенах висели картины знаменитых художников, а некоторые работы известных мастеров и вовсе были разбросаны в неподходящих местах. Например, на диване, где мы дрались подушками, валялся Славичек.

Однажды я уговорил друга показать мне всю виллу — от подвала до чердака. Мы ходили от двери к двери, и все мне было интересно.

— Это зал, — говорил друг, — здесь мама проводит свои вечеринки. Отсюда выход в сад, там есть беседка. И бассейн.

У меня захватило дух. Как у кого-то может быть дома бассейн?

— Здесь живет мама, — показал он на двери, — здесь — бабушка, там — дедушка, а там — сестра.

Мы шли по дому, и я смотрел на все с большим уважением. Одна дверь меня сильно заинтересовала. Она была больше и массивнее всех остальных. С первого же взгляда она вселяла уважение и авторитет.

— А кто здесь живет? — спросил я.

— Муж, — ответил он.

Эту историю я вспомнил в ту минуту, когда получил приглашение на родительское собрание. Надо бы побольше заниматься с детьми, чтобы бедняжки не думали, как тот мой друг из детства, что с ними в доме живет «муж». Обычно такие мысли приходят накануне Рождества и ненадолго, а потом опять скрываются на горизонте.

Сначала я ходил туда со скукой на лице, потому что мне там действительно было скучно. Я не любитель ходить на родительские собрания. Они всегда на меня действуют угнетающе.

Но однажды все изменилось. Сегодня я бы, наверное, даже подумал, стоит ли пойти на удачный спектакль какого-нибудь третьесортного театра или все же посетить родительское собрание своих детей.

В тот вечер я не торопясь приближался к мрачному школьному зданию, пиная по дороге камешки. В сумке у меня лежала ручка, блокнот и сменная обувь. Чувствовал я себя препаршиво. Сев за парту, я принялся разглядывать соседние лица.

Все как всегда… Некоторые матери были знакомы, поэтому сидели вместе и о чем-то щебетали. Отцы обычно серьезно смотрели на доску или читали газеты — разговаривали между собой они редко. Матери, как правило, спрашивают классных руководителей о каких-то глупостях. Отцы, наоборот, спрашивают редко, но их вопросы хотя бы имеют смысл. Всегда найдется среди отцов и один энергичный, который все организовывает и сам ходит в школу помогать. Чаще всего это отец проблемного ученика. Учительница может спокойно попросить его отремонтировать все парты, а весь класс из-за его ребенка по несколько раз повторяет пройденное. Так бывает.

Тем же необъяснимым чутьем, которым за пятьдесят метров всегда узнаешь голубую кровь и не можешь объяснить, почему именно, я узнаю учителей. Это особый вид людей. Почти все учительницы имеют что-то общее. Прическа, манера держать себя, взгляд, походка, одежда, группа крови, почерк… Да, главное почерк!

Я сидел и нетерпеливо смотрел на двери, которые постоянно хлопали за опоздавшими. Большинство из них выглядели обычными людьми, и не было смысла их особо изучать, но вдруг вошел мужчина, при появлении которого все непроизвольно замолчали.

Это был мужчина, каждой клеточкой принадлежавший каким-то высшим сферам политики или международной торговли. Мужчина, который в телевизионной рекламе убедил бы вас в чем угодно. Форма его головы была божественно идеальной. Красивая проседь на висках, энергичный подбородок с маленькой ямкой и идеально ухоженное лицо цвета благородного металла. Его светло-голубые глаза смотрели на нас дружески. Несколько мгновений он взвешивал, куда присесть, а затем выбрал место около меня. Я решил, что он это сделал, дабы подчеркнуть контраст между моим потрепанным видом и его собственным совершенством. Его одежда была выше всякой похвалы, кроме того, от него исходил приятный ненавязчивый аромат. Излишне говорить об ухоженности его ногтей, золотых часах и ручке «Пеликан».

В тот момент, когда мы его достаточно изучили, вошла учительница. На фоне этого мужчины она была отброшена из первой лиги в конец списка дворовой команды. Высокая, костлявая — настоящая старая дева, которая злобно смотрела на нас через дешевую оправу очков. Маленький пучок редких волос и жирная кожа цвета и вида восковой бумаги говорили о том, что она пожертвовала ради своего призвания абсолютно всем и даже более того. Вы не поверите, но она еще и картавила.

— Добррый вечерр, — поздоровалась она с нами. На кафедре она выглядела карикатурой на саму себя: под мышкой журнал, руки сложены на груди. На среднем пальце правой руки раскачивалась тяжелая связка ключей.

Какое-то время мне казалось, что это не может быть правдой, что должен наступить момент, когда это невероятное создание скажет что-то типа «Шутка!» — и снова будет выглядеть нормально, а мы все вздохнем с облегчением и зааплодируем.