Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Не один Халиб погибнет прежде, чем вы образумитесь, — тихо проговорил Ияри.

— Смотрите! Ребёнок опять плачет, — сказала одна из славянских женщин, светловолосая и несчастливая.

— Он что-то говорит, — ответил предводитель. — Говорит на арабском языке. Эй, Надя! Ты понимаешь арабский язык?

На зов предводителя явилась молодая девушка. Увидев её, Ияри заплакал навзрыд. Темные блестящие волосы её, добрые, глубокие глаза напомнили Ияри потерянную навсегда сестру Розу.

— Он плачет. Ему плохо, — сказала светловолосая.

Она была лучшей из всех, потому что осмеливалась настаивать на своём, преодолев сильный страх.

— Я не разрешу ребёнку остаться здесь, — сказал предводитель. — Тем более если он болен. К утру всех выдворим за ров.

— Вы не боитесь противоречить воле своего распятого пророка, — проговорил Марабут и тогда один из разжиревших славян ударил его.

Удар Момчила повалил мужчину на спину. В последней и тщетной попытке сохранить равновесие он выпустил ребёнка из рук. Теодору стоило немалого труда, чтобы перехватить мальчишку и не дать ему упасть на землю. Лена тут как тут помогла подхватить ребенка. Мальчик успел испугаться. Его огромные глаза смотрели вполне осмысленно, но пахло от ребенка ужасно. Теодор сморщил нос и передал мальчика Лене.

— Послушайте, по-моему, он обкакался, — растерянно пролепетала Лена.

— Обкак? Ай-яй! — воскликнул дед Чавдаров. — Такой большой! Как же так?!

Лена с мальчиком на руках решительно двинулась к дому. Старик Чавдаров и его внучка следовали за ней. Лена ждала возражений, но их не последовало. Вот только София! Зачем-то она всё время держала ружьё наизготовку. Мальчишка прятал лицо на груди Лены, стараясь не смотреть на ружьё. Бедняга почти ничего не весил. Казалось, под ветхой одежонкой вовсе не осталось плоти и костей.

— Напрасно вы… — приговаривала София. — Это может быть дизентерия. Его надо вернуть отцу… или в больницу.

Они зашли в кухню. София быстренько опустошила полупустой стаканчик своего деда и бросилась к дверям в сени.

— Вы тут сами. Мне надо вернуться к Теодору!

Дед решительно направился в самый тёмный из углов. Там, рядом с дверью, ведущей в комнатёнку батрачки, располагалась другая дверь, поменьше, выкрашенная белой, под цвет стен краской, и потому совсем незаметная. За ней в совсем уж крошечной комнатке была кое-как оборудована ванная комната.

— Нам не во что его переодеть, — вздыхал дед. — Нет детской одёжи…

— У меня есть кое-что! — Лена бросилась к себе в комнатку.

Она быстро перебирала вещи. Где-то есть же бриджи и майка. Конечно, всё это слишком велико для такого худенького мальчика. Но можно же подпоясаться веревочкой, а штанины подвернуть. Наконец, всё нашлось — и бриджи, и майка, и в всё в двух экземплярах, на всякий случай, на смену.

Лена вернулась в ванную комнату со своей добычей.

— У него на шее красивое украшение, — проговорил дед, с усилием отнимая руку мальчика от большой подвески из желтого металла, на вид очень древней и дорогой.

— Не трогайте это. Не хорошо обирать детей.

— Грабь награбленное, — усмехнулся дед. — Так говорили коммунисты? Вещь золотая! Она краденная. Теодор распорядился отбирать у бродяг всё…

— Странно! Зачем ему жалкие пожитки бродяг?

— А затем! Чтобы неповадно было возвращаться сюда!

Мальчишка не сводил с деда Чавдарова широко распахнутых глаз. Теперь он сжимал своё сокровище обеими руками. Стало понятно, что без сопротивления он подвеску не отдаст. Всё дело решила Надя. Она явилась в ванную комнату с чистым полотенцем в руках.

— Вы помыли ему голову? В таких густых волосах могут быть вши, — сказала она.

— Ай-яй! Вытри его моим полотенцем — все завшивеем! — возмутился дед. — Посмотри! По его ногам течёт! Он снова обгадился! Ай-яй!

Не слушая причитаний деда, женщины сообща вымыли мальчику голову. Надя вложила ему в рот какие-то пилюли, дала запить их водой.

— Это от поноса, — пояснила она.

Мальчик ничему не сопротивлялся. Только медальон показывать нипочём не хотел.

— Возможно, это дизентерия! — Надя принялась вытирать голову мальчика полотенцем, а Лена навела ещё тёплой воды.

— За ров! Всех за ров! А подвеску забрать! — бурчал дед.

Он исправно поставлял горячую и холодную воду. Из кухни тянуло каким-то ароматным варевом, но брови старика были насуплены, а усы грозно топорщились. Запах ракии, исходивший из-под них, становился всё сильнее.

— Какую подвеску?

— А ту, что он прячет! Разомкни-ка его руки!

— И не подумаю! Не станем ничего отнимать у ребёнка!

— Ай-йа! Да он не жилец. Всё равно помрёт! Дай-ка теперь я. Вымою остальное. Это мужское дело. А ты, подружка, присмотри за плитой. Ай-яй! Там каша пригорает!

Надя выскочила вон из комнаты, а Лена осталась сидеть в углу. Поначалу мальчишка никак не реагировал на жестокие слова и резкие прикосновения деда. Он просто покрывал медальон ладонями и старому Ивану, приходилось непросто. Надо отнять руки от груди. Надо намылить грудь и живот. Надо смыть мыльную пену и вытереть насухо. Вернулась Надя. С её приходом ребёнок немного оживился. По его щекам покатились слёзы.

— Ай-йа! Плачет! — бурчал дед Чавдаров. — Однако теперь слёзы не оставляют следов, потому что лицо чистое.

Дед Чавдаров одевал ребенка с той же неутомимой добросовестностью, с которой возделывал собственный огород. А Надя совала ему в рот тёплую пшеничную кашу, по консистенции больше похожую на похлебку. Мальчик глотал невзрачную на вид, пресную пищу с таким энтузиазмом, словно ничего не едал вкуснее. Надя, глядя на ребёнка, тоже принялась плакать.

— Ну вот. Он чистый и сытый. Ай-яй, какой хороший мальчик! — приговаривал дед.

— Да! Ангелочек! — подтвердила Надя, утирая слёзы.

— Посмотрите! — встрепенулась Лена. — Он понимает нас! Я уверена, понимает!

— Да оставь ты! Что может понимать маленький дикарь? — фыркнул дед.

— Нет! Когда Надя вошла — он отреагировал! Он заплакал! — Лена волновалась, ей хотелось обнять ребёнка, но тот жался к Наде.

— Можно я его одену? — взмолилась Лена.

— Ай-яй! — дед отстранил её властным жестом и сам, с небывалой для мужчины сноровкой, надел на мальчика бриджи и майку.

— Всё! Несите его обратно к папаше!

Надя уже протянула руки, чтобы принять мальчишку, но тот вывернулся и выскочил прочь. Его босые ноги зашлепали по деревянному полу.

— Куда он побежал? — волновалась Лена.

— Пусть! Лишь бы подальше от нас, — проговорил дед. — Не будет нам от него добра. Непростой парень. Пусть убирается за ров!

— Аминь! — тихо проговорила Надя.

Теодор присел на корточки. Пушту смотрел прямо на него с дерзким вызовом. Его не пугала даже винтовка Софии. Похоже, он был слишком уверен в том, что сейчас его нипочём не убьют. — Давно ли сбрил бороду, бармалей? — спросила дочь Спаса. Пушту потянул носом.