Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Что там? — спросила она у водителя скутера — молодого импиегато [32] Офисный служащий. в блестящем костюме-двойке.

— Скутер врезался в «Фиат». Карабинеры перекрыли движение, — ответил импиегато.

— Что за хрень? — поддержал его коренастый мужик в цветной майке с логотипом известного бренда. Этот оседлал шикарный байк. Алая его макушка была обрамлена волнистыми рыжими лохмами. Нижнюю часть лица, шею и грудь закрывала борода, из которой на приборную панель байка выплескивалась забористая русская брань.

Патриция высунула в окно руку с зажатым в ней телефоном.

— Эй! Дорогушья! Повторитэ! Я включаю диктофон!

— Да пошла ты, шалава! — отозвался байкер в майке и сплюнул на горячий асфальт Лунготевере Марцио.

— My brother was killed by Russians. It was 30 years ago. But I love Russia. One of my brothers lives in Moscow now [33] Мой брат был убит русскими. Это было 30 лет назад. Но я люблю Россию. Один из моих братьев живет в Москве (англ.). , — проговорил водитель.

— What? Do you understand Russian? [34] Что? Вы понимаете русский язык? (англ.) — спохватилась Патриция. Она плюхнулась на прохладную кожу сидения и подняла стекло. — Я изучаю русский мат как социальное явление. Это помимо работы на сеньора Джерома. But this is very difficult work, if it is deprived of communication with the Russians! [35] Но это очень трудная работа, если лишен общения с русскими (англ.).

Волнуясь, Патриция начинала путаться в известных ей языках.

— I’m an American myself. In Italy I study art and linguistics. Russian mate is just a hobby. For the soul [36] Сама я американка. В Италии изучаю искусствоведение и лингвистику. Русский мат – это просто хобби. Для души (англ.). . — лепетала она. — Там всего пять корней! Но какое разнообразие идей и смыслов! Вы простите, что я то на итальянском, то на английском… Вы ведь понимаете меня?

— Russians were led in Afghanistan by stupid idea. Americans are led by evil idea. I don’t like Americans. Nobody likes them [37] Тупые идеи привели в Афганистан россиян. Американцы руководствуются злой идеей. Я не люблю американцев. Никто не любит их (англ.). .

— Но я…

— У вас красивые колени! Вы показали мне их, сеньора. Я — заметил и оценил.

Он обернулся, демонстрируя ей широчайшую из улыбок, но во взгляде его не было дружелюбия.

— Я — американка, — на всякий случай повторила Патриция. — Но вам, как я понимаю, больше нравятся русские.

Движение на Лунготевере Марцио возобновилось и водителю пришлось сосредоточиться на вождении. Некоторое время Патриция рассматривала узоры на вышитой разноцветными шелками шапочке нового сотрудника Джерома. На Виа Томачелли «Мерседес» разогнался до двадцати миль в час.

— Вы расскажете мне про русских? — поспешно спросила Патриция.

Теперь она спрятала колени и прижалась грудью к спинке водительского сидения.

— Русские солдаты с почтением относились к нашим традициям. Они никогда не заходили на женскую половину дома, — ответил водитель.

Патриция отпрянула.

— Ну же! — водитель улыбнулся ей в зеркало заднего вида. — О чём ещё попросил вас вызнать сеньор Джером?

— Ни о чём. Я сама… просто хочу побольше узнать о русских.

— О да! Я кое-что помню о русских!

— Например?

— К геям русские плохо относятся, потому что у них женщины очень красивые! Один мой брат вторую жену из Киева привёз. Говорит, русские очень заботливые и верные.

— А к американцам?

— О, да! Вы — американка! — водитель снова оскалился. — Один американец, очень хороший человек, объяснил мне, что Америка должна воевать всё время — иначе её оружие не будет продаваться.

— Вы не любите американцев?

— Если бы кто-нибудь — Россия, Китай, Иран — помог нам оружием, мы бы выкинули американцев за один день.

— Мне кажется, вы очень любите свою родину.

— Я не был дома шестнадцать лет, — вздохнул водитель. — Меня зовут Арьян.

«Мерседес» остановился.

— Виа дель Корсо четыреста три, — сказал Арьян.

Патриция выскочила на липкий асфальт.

В сумрачных апартаментах Джерома было намного прохладней, чем на улице, но всё равно очень душно. Патриция пережила в Риме две зимы, две весны и вот теперь наступило второе лето её жизни в Вечном городе. Но в апартаменты Джерома даже ветреная Римская осень не приносила прохлады. Здесь пахло старыми холстами, тяжелым мужским парфюмом, мебельным клеем и старой бумагой. Сквозь плотные гобеленовые портьеры могло пробиться послеполуденное солнце, но шуму Виа дель Корсо сюда не удавалось проникнуть.

— Бум-бум, — маятник огромных, антикварных часов двигался по своей обычно траектории. — Бум-бум!

Патриция прислушивалась к тишине апартаментов. Очень уж не хотелось искать хозяина в пустынных комнатах. Она отчаянно надеялась застать Джерома одного, без гостей. Семьи-то у него не было. Никого, кроме неё. Просто он слишком поглощён работой и не слышал, как стукнула входная дверь. Прислуга — немолодая и очень некрасивая римлянка — покидала апартаменты Джерома не позже четверти четвертого пополудни. Она-то и впустила Патрицию в квартиру. Значит, Джером должен был услышать, как входная дверь хлопнула дважды. Почему же он не выходит к ней? Потолки в апартаментах были очень высоки. Вероятно, именно это обстоятельство делало гостиную сеньора Джерома такой огромной. Мебели совсем мало: часы, рояль, ломберный столик, этажерка, пара диванов, в простенке между окнами — старинное огромное венецианское зеркало в тяжёлой раме. На стенах там и сям висели полотна в золочёных рамах — мутноватые пейзажи малоизвестных голландцев, портреты бледных дам и кавалеров в буклях. Пожалуй, всё. Из комнаты ведут три двери. В одну из них Патриция вошла. Можно попытаться поискать Джерома за любой из оставшихся двух. Патриция глянула на часы. Она ожидает Джерома уже двадцать минут. Патриция достала из карманчика телефон. Несколько движений большого пальца. Вызов пошел. Рингтон мобильного гаджета заиграл совсем рядом — Джером оставил телефон на фортепьяно. Досада вышибла из пор последнюю влагу.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — Патриция подпрыгивала, ударяя каблуками в коллекционный паркет.

— Почему ты не прошла в комнаты? — Джером появился в гостиной со своей обычной стремительностью, совершил «круг почёта» вдоль стен, словно желая приветствовать каждый портрет, и остановился возле фортепьяно. Во всё время пробежки Патриция следовала за ним след в след, словно преданный пудель.

Несколько секунд Джером с птичьей внимательностью рассматривал наряд Патриции. Вердикт его, как обычно, сочился ядовитой категоричностью:

— Я говорил тебе: не стоит покупать вещи на распродажах. Не будешь скупиться — станешь совсем-совсем итальянкой.

— Я не хочу становиться совсем-совсем… К тому же…

Патриция остановилась перед высоким зеркалом, погладила ладонью сначала ёжик на голове, потом подол платья. Чем не устраивает Джерома её наряд? Плотный шелк на ещё более плотном льняном чехле. Ручная роспись в технике «батик». Сдержанные цвета. Патриция смотрела в зеркало. Поверхность его была такой же мутной, как взор пожилого человека. Да, лучше смотреть на отражение Джерома, чем на него самого. Внешность её начальника можно описать одним словом: никакой. Растянутая майка невнятного серо-коричневого цвета, тёртые-драные светло серые джинсы, кеды на босу ногу, пепельно-серый ёжик на голове и точно такой же — на щеках и подбородке. На носу — тонкая, проволочная оправа. Стекла очков с собирающим эффектом — у Джерома значительная дальнозоркость. Поэтому блеклые глаза его кажутся слишком уж большими. Рост у Джерома — средний. Телосложение — жилистое. Джером очень подвижен и весьма похож на пропущенного через мясорубку мультяшного персонажа.