Леонид Финкель - Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)
- Название:Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ, Астрель
- Год:2011
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-07388
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Леонид Финкель - Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник) краткое содержание
Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Ее сотрудники принесли из театра матрац, положили за перегородку. Правда, в квартире непременно ночевал кто-нибудь из еврейских писателей или художников, тот же Харац из Черновцов. А куда класть? Не беда, стелили на пол множество газет…
Однажды утром Иннокентий Михайлович стеснительно сказал: «Шира Григорьевна, право, мне очень неловко через него шагать… Вы уж объясните ему, пожалуйста…»
А тем временем он мерил московские улицы. Шесть театров отказали.
Говорил: «Везде все как-то глухо, точно ничего не происходит вовсе».
– К директору? По какому вопросу?
– По вопросу найма.
– Нам электрики не нужны…
– Я не электрик, я – артист…
– Да?! А артисты тем более…
Вспоминал разговор с одним режиссером:
– Хотел бы, чтоб вы меня прослушали…
– Я и так на вас смотрю и слушаю и, простите, ничего не могу сказать вам утешительного. Прощайте…
В другом месте:
– Забито все, голубчик, забито, и ничего не поделаешь…
Он, кажется, что-то понимал. Понимал, что его время не пришло.
4Она шагает по десятилетиям с легкостью историка-архивиста, потому что история – книга без нумерации страниц, которая листается наугад каждым, явившимся жить.
– Мы плохо жили…
Тут сделала паузу, так что я спросил:
– Когда?
Она строго смотрит на меня:
– Кто это выдумал идею непрерывного повышения уровня жизни как самоцели? Советский марксист-ленинец? Профсоюзный деятель? Чиновник? Да, да… Мы жили плохо. И многие умирали. Но те, которые живут со мной нынче, ничего о том не знают. Одной женщине стала рассказывать про Массаду, как сотни евреев с женами и детьми противостояли десяткам тысяч римлян. И как выстроили римляне высокие крепостные валы. И подняли на них стенобитные машины. И как удалось им ворваться в объятую огнем крепость. И там, к своему изумлению, они не встретили никакого сопротивления…
«Так что ж, – говорит женщина, – это похоже на евреев!» – «Молчи! – крикнула ей. – Ты заодно с теми, кто рассказывает гнусь про Ташкентский фронт… Римляне не встретили никакого сопротивления, потому что защитники Массады предпочли заколоть своих жен и детей и покончить с собой, чтобы не сдаться врагу живыми… Все горело! И было жарко и страшно! И днем было страшнее, чем ночью, потому что золотой и гладкий свет высвечивал мертвых людей… Не было воды и было много крови…»
Женщина улыбалась: «Шира, ты веришь в эти сказки?»
И я крикнула: «Убирайся к черту!» Она приехала, потому что хотела есть. Не потому, что решила: эту землю надо защищать… Чтоб этот клочок земли был вечен…Передо мной маленькое, сухенькое и сильное тело. Но вот она поднимается со стула, начинает ходить и поражает своей неутомимостью.
Побежит, точно желтый ветер, дующий с пустыни….
Непременно проводит до ворот. Не отказывайтесь, бесполезно.
Тягуче откроет парадную дверь, и горящее золото солнца бешено ударит в лицо.
5Ее всегда интересовала природа антисемитизма, вернее, его носители. В одном из рассказов цикла «Коммунары» есть такой эпизод:
«– Ты кто?
– Коммунарка, – ответила Шифрочка.
– Не понимаешь! Я спрашиваю: ты русская или украинка?
– Я еврейка.
– Вот как? Моя мать говорила, что евреи – самые негодные люди.
– Где же она теперь, твоя мать, которая тебя учила человеколюбию?
– Она померла от голода. В нашем селе почти все поумирали с голоду: мать, бабушка, братья и сестры…
А это правда, что ты говоришь?
– Правда, правда! В коммуне все евреи. Придешь в себя, пойдешь, поищешь людей лучше нас».
Девушку-украинку звали Варя. Однажды она спросила Шифру:
«– А где твои отец и мать?
– Их махновцы убили.
– За что? – вскинула Варя испуганные глаза.
– За то, что они были евреи.
– Не может быть! Мало ли что кому не нравится, так надо сразу и убивать?!
– Твой ум растет как на дрожжах, – усмехнулась Шифра».
А потом появился Нохемка Шапиро. И Варя стала его женой, «что мать внушала, то уж и ветер развеял…» И во время Катастрофы Варя погибает как еврейка вместе со своими детьми, хотя была возможность спастись: «Варька, шлюха еврейская, оставь своих жиденят, беги отсюда. Все знают, что ты украинка!» А Варька плюнула ему в харю и крикнула: «Предатель, убийца! Мой муж на фронте в землю вгоняет таких гадов, как ты. Дети у меня еврейские, и я сама еврейка. Умру вместе с ними!»
Вот и все. Перед лицом смерти человек меняется. Присмотрись, он уже другой…
Пришло время и в собственной семье принимать русского зятя.
«Дитя мое, ты хорошо обдумала свой шаг? – спрашивает отец».
В избраннике дочери в рассказе Ширы легко угадывается Иннокентий Михайлович Смоктуновский. В отце – Мендель Горшман.
Учителями Менделя Горшмана были великолепные художники – В. Фаворский, Н. Купреянов, П. Митурич. По воспоминаниям самого Горшмана, они передавали ученикам не только опыт, но делились главным образом своими тревогами. Отдавали частицы энергии и мысли. Вопрос о национальности будущего зятя не мог подниматься всерьез. Конечно, лицо Горшмана-художника и иллюстратора в первую очередь определяли произведения Шолом-Алейхема, И.-Л. Переца, Менделе Мойхер-Сфорима. Но ведь иллюстрировал он и Льва Николаевича Толстого. В его пейзажах – Теберда, Прибалтика, Подмосковье, Молдавия, Киргизия…
Благодарной моделью позже станет сам Иннокентий Михайлович. Смоктуновский позировал художнику много раз.
Но была и командировка в Донбасс, когда от художника требовалось выполнение социального заказа, а он взял да и «мотнулся» на Винничину, в еврейские местечки…
– Это рабочие, да?! – кричал заказчик, показывая на рисунки местечковых евреев, которые сделал Горшман.
В доме Горшманов бывали многие из тех еврейских писателей, художников, интеллигентов, которым рок судил погибнуть в застенках Берии. А ведь Горшман мог и сам там оказаться. Жене всегда велел держать наготове узелок для мест «не столь отдаленных» и очень просил ее не быть декабристкой…
И все же вопрос о национальности мужа дочери, конечно, не стоял.
Но в рассказе прорвалась отцовская настороженность:
«– Дитя мое, ты хорошо обдумала свой шаг? Ты уверена, что все знаешь о своем избраннике?
– Отец, о чем ты, он современный человек.
– Послушай, после свадьбы нам придется жить всем вместе, нам некуда уйти, если мы не уживемся. Ты мне часто говоришь: «Отец, не качайся, не шепчи, не потирай руки, сидя за столом, не горбься, когда читаешь…» Я на тебя не обижаюсь, дитя мое. Но ты должна понять, что мои деды и прадеды, мой отец покачивались, читая молитву и сидя над священными книгами. Перед едой они долго потирали руки. Они молились Богу и вслух, и шепотом. И хотя мой отец был шорником, он за работой читал молитву.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: