Антон Дончев - Странный рыцарь Священной книги

Но она вошла к нам в горницу в платье служанки. Лицо Влада ей увидеть не удалось, несмотря на все ухищрения — подливая вино нам в чаши она наклонялась так низко, что почти касалась своей пышной грудью его шлема. Влад поглощал яства, отворотясь к стене, а забрало шлема оставалось опущенным.

Правда, позже мы узнали, что в этой стене было потайное отверстие, через которое баронесса все же увидела его лицо.

Я помню его, знаю, что́ увидела она. Воскрешая образ Влада в своих воспоминаниях, я часто вижу его таким, как тогда…

Долгий путь и служение Священной книге изваяли лицо Влада по-новому, придав ему какую-то особенную мужественную красоту. Все черты его стали строже, смуглая от загара кожа плотно обтянула широкие скулы. Влад с наслаждением ел апельсин, высасывая сок из оранжевой половинки, и твердые мужские губы словно целовали его. Пламя светильников и огонь очага оживляли его лицо игрой света и тени. Короткая борода делала старше и мужественней.

Влад закрыл глаза, чтобы вырваться из окружавшего его мира, испить до дна этот миг блаженства и покоя.

За стеной баронесса, вероятно, тоже закрыла глаза. Это конечно же не был ее супруг. Но одежда была барона. Ей просто необходимо было узнать судьбу его…

Мы заночевали на постоялом дворе, — Ладу сон сморил еще за столом, — все вместе, в просторной горнице, у очага. Среди ночи меня разбудил протяжный, зловещий вой взывавшего к луне волка. Я открыл глаза и увидел корчмаря на коленях перед образом Богородицы, спрятанным в маленькой нише у очага.

Проснулась и Лада. Пока она спала, она была той же невинной, чистой девочкой, какую я увидел в пещере. Но водрузив на голову шлем, тотчас преобразилась: лицо ее стало суровым и враждебным. Она сказала:

— Волки.

Корчмарь простонал:

— Люди это. Оборотни.

Я вскочил на ноги и только тогда увидел, что Влада нет. Бросился вверх по лестнице.

И за первой же дверью, которую я открыл, увидел Влада. И баронессу.

Полуголая женщина сидела на коленях полуголого Влада. Природа щедро одарила ее округлыми бедрами и грудью, но в объятиях Влада она казалась хрупкой и нежной. Лицо Влада выражало одновременно и страсть, и тоску. Наверное, было не слишком трудно соблазнить такое дитя, как Влад. Я вздохнул и сказал:

— Владе, пойдем!

А женщине сказал:

— Убирайся.

Да, я принял ее за служанку. И не мудрено: на полу были разбросаны ее бедные одежды. Не скрою, я с интересом разглядывал эту полуобнаженную женщину.

Она вскочила с колен Влада и крикнула:

— Несчастный, как смеешь ты повелевать баронессе Д’Отервиль!

Я опустил свой меч острием в пол. Успокаивало лишь то, что я нашел Влада. А ей я сказал:

— Барон Д’Отервиль… Баронесса Д’Отервиль… Сплошные аристократы. Даже я барон.

Ее душило негодование. Она отвернулась, нимало не заботясь о том, что я могу увидеть кое-что, обыкновенно скрываемое от взглядов посторонних мужчин. Затем наклонилась над сундуком, достала плащ и набросила его на плечи. Всего лишь плащ. Один поворот головы — и я опустился на колено перед ней и выдохнул с раскаянием:

— Госпожа моя!..

Глаза и зубы ее ослепительно сверкали. Я продолжал:

— Простите великодушно, что не признал в вас даму, без … в платье служанки.

Она спросила меня:

— Кто вы?

Я сказал:

— Барон Анри де Вентадорн.

И тотчас прикусил язык. К счастью, Влад не понимал ни единого слова из нашего разговора и к тому же спешил надеть на себя доспехи барона.

В это мгновение дверь с шумом распахнулась и на пороге вырос Доминиканец. За спиной у него толпились человек десять, все с мечами наголо. Доминиканец кивнул, и двое его людей с двух сторон едва не пронзили Влада мечами. Быстрым движением баронесса обнаженной рукой отвела острия мечей.

Доминиканец сказал:

— Сударыня, этот человек — болгарин, еретик.

Баронесса торжественно изрекла:

— Этот человек — супруг мой: барон Бертран Д’Отервиль.

Доминиканец потерял дар речи. Я тоже. И все же первым заговорил монах:

— Сударыня, я легат Святого отца. Повторяю, этот человек — болгарин и еретик.

Она повторила:

— Это мой супруг.

Доминиканец сказал:

— Когда Ваш супруг принял святое крещение, ему было около тридцати. С тех пор прошло еще двадцать лет. Получается — пятьдесят.

Баронесса сказала:

— Мой супруг сражался за освобождение Гроба Господня. И Господь благословил его, одарив второй молодостью. Иль не веришь ты, что Бог может все?

Неожиданно я понял, что только внешне поведение и слова баронессы выглядят, как сумасбродство. Понял это и Доминиканец. Он вздохнул и осторожно сказал:

— Дело в том, баронесса, что в наши дни так редко случается наблюдать чудесные превращения…

Баронесса величественно изрекла:

— Только потому, Доминиканец, что вера наша слаба. Я много молилась Богу и думала уже, что я — вдова. Тебе неведома сила вдовьих слез…

Тут Доминиканец решительно произнес:

— Сударыня, этого не может быть.

Она сказала:

— Посмотрим.

Он сказал:

— У вас есть вассалы.

Она сказала:

— У меня есть также дядя кардинал, сестра, замужем за герцогом, и братья в свите французского короля.

Доминиканец уже не владел собой.

— Это безумие. Отдайте мне этого человека. Я получил повеление из уст самого Святого отца найти его живым или мертвым. Отдайте мне его и, ежели душа его чиста, — он вернется к вам.

Баронесса сказала:

— Душа человека в нашем дольнем мире обитает в теле его. И я не отдам вам тело моего мужа. Оно нужно мне.

Доминиканец помолчал. Потом тихо произнес:

— Подумайте до рассвета. Я вызову сюда самого Симона де Монфора.

Баронесса сказала:

— Напомню тебе слова из Священного Писания: человек погибает и с ним погибают устремленья его.

Доминиканец гордо приосанился, на хищном лице его появилось презрительное выражение. Он злобно изрек:

— Кого вы пугаете?

Баронесса сказала:

— Никого. В мире все переплетено очень сложно и очень запутанно, Доминиканец. Вот я трогаю этот кувшин, а?

Она наклонилась и легонько стала тянуть скатерть с низкого столика. На столике стоял кувшин с вином. Все мы как зачарованные следили за рукой баронессы. Бедный Влад не понимал ничего и только переводил взгляд с одного лица на другое. Баронесса продолжала тянуть скатерть, кувшин неумолимо приближался к краю столика и под конец упал и разбился. Красное вино выплеснулось на мои сапоги и сандалии Доминиканца.

А в комнату ворвался воин и крикнул:

— Шайка неизвестных в волчьих масках увела с собой девушку.

Влад в волнении схватил меня за руку.

— Что случилось?

Я не мог не сказать ему правды.

— Ладу похитили.

Он взревел, как раненый зверь, схватил баронессу и поднял ее на руках так, что лицо ее оказалось рядом с его лицом. Она улыбнулась ему с бескрайней нежностью. Вдруг меня осенило, и я поспешил сказать: