Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 2

Махать рукой я отказываюсь, я просто целую мою Сестру-Ангела у лестницы, по которой мне нельзя ходить, а так хочется, и смотрю, как сестра исчезает, перепрыгивая через ступеньку.

Остров меняет одних больных на других, ему не привыкать, он к ним равнодушен, кажется, он их даже не различает. Их несколько, все со своими причудами, я бы поменяла их на свою грубиянку-синицу, но это невозможно. Поэтому я молча наблюдаю за островным движением. Одну вчерашнюю Болтливую даму выписывают, на ее место привозят Галю. Вторую Болтливую готовят к операции — у нее на острове ничего не получается удержать в руках, она все роняет и по-прежнему много болтает.

Галя.

Галя молодая, ждет второго ребенка, ее привезли из гинекологии. Так, на всякий случай, она попросила консультацию флеболога и УЗИ, пока в больнице. Обнаружили тромб, и теперь, между разговорами со мной, она отвечает Л. А. на вопросы про аллергию, а потом дорассказывает мне свою историю: врач назначил ей препарат, от которого началось кровотечение. Ее на скорой привезли сюда, в гинекологию, положили и, по ее рассказу, ничего не делали. Кровотечение прекратилось само, ее решили выписывать, но тромб помешал. Галя сердится. Она старшая медсестра в роддоме, ей мой остров не нравится, у нее есть свой.

— Послушай, Л. А. чудесный. Он тебя починит. Ты не нервничай. Остальное пройдет само, — уверенно перекрикиваю я Вторую Болтливую.

Все время тошнит, я ухожу в коридор, дохожу до больничного сада, смотрю в окно и иду обратно. Иду опять к саду. Я хожу быстро, за царские десять минут уже получается гораздо больше туда-сюда, чем раньше. Из-за этого совсем скучно. Я пробую читать прямо на ходу.

— Идите отдыхать — тихий час, — говорит мне Красавец.

— Я не устала.

— Все равно, режим дня — для кого? — и, поправляя франтовским жестом халат на плече, прячется в ординаторской.

— Откуда мне знать, — говорю я ему в дверь, — нечего командовать чужими, — и показываю язык.

Дверь распахивается, и из ординаторской, переминаясь с ноги на ногу, выходит фламинго. Розовый-прерозовый. С небольшой сумкой. Смотрит на меня, протирает лысину влажной салфеткой и идет к лифту. Я иду за ним. Двери лифта открываются, и он заходит.

— Вам какой этаж? — спрашивает у него бело-зеленый доктор.

— Пятый. Чего уставилась? Иди в палату, а то расскажу Л. А.

Фламинго вынул из своей сумки губную помаду и накрасил себе брови.

— Это моя помада! — почти задохнувшись от возмущения, сиплю я.

— Иди спать! — огрызнулся он.

— Вор!

— Дура!

— Ябеда!

— Больная!

Ничего себе… Я в шоке звоню далианской подруге.

— А что ты от фламинго хотела? Эти птицы вытворяют, что им вздумается. Ты же понимаешь, мир устроен не так, как мы ожидаем. Хорошо, что не воробьи, эти вообще наглые. — Здесь же больница! Кажется…

— Больница. Вполне вероятно. Ты уверена? Спроси у Л. А. Чудеса от места и времени не зависят.

Я читаю книжку и смеюсь. Стараюсь потише, хотя там, под обложкой, все очень смешно, но соседки спят. Дисциплинированные.

Л. А. с медсестрой привезли Галю после операции.

Царь перекладывает ее с катального стола и ругает стул, который стоит как раз за моей кроватью. Я откладываю книжку, хочу дождаться и спросить про фламинго.

— Как ты мне надоел, — строго говорит стулу Л. А., и тот, видимо, от стыда, немедленно разваливается. Л. А. переносит стул за мою тумбочку и соединяет развалившиеся части — фокус! Стул как новенький.

Мне видна только железная ножка этого негодяя, видимо, регулярно раздражающего нашего Царя своим бестолковым стоянием в ненужном месте. Могу выкинуть стул на помойку. По частям он вполне пролезет в окно, если открыть фрамугу. Спросить?

Но тут, наблюдая за происходящим, я вдруг понимаю, кто отодвинул мою кровать от стены в день операции, — Царь! Вот почему я не могла нажать смешную штучку с английским текстом.

— Можете переехать с простыней, — говорит Гале Л. А., видимо, опасаясь, что ее простыня вытворит что-нибудь подобное стулу. А возможно, Галю привезли вовсе не с пляжа, потому что моя пляжная простыня осталась у него в руках, пока я «переезжала». Надо присмотреться к этому стулу, что-то он не то вытворяет.

— Ну, как вы себя чувствуете? — спрашивает Л. А.

— Отлично! — отвечает Галя.

— Ну, как и должно быть у старшей сестры. Сейчас вам ледяной пузырь принесут, — весело обещает он и убегает.

Я предлагаю Гале пирог и чай, который мне днем привезла мама.

— Только с тобой. Одна не буду.

Галя рассказывает мне про операцию и, повторно, о том, как она на этой операции оказалась. Мне интересно. Я пытаюсь понять, почему здесь все говорят по два раза. Я ем вместе с ней через тошноту и с опаской поглядываю на стул.

— Слушай, ты фламинго в лифте не видела?

— Розового? С сумкой?

— Да.

— Я думала, мне показалось.

— Не… он еще с пролысиной и…

— Кто я? — вдруг кричит баба Настя, прерывая нас.

Мы с Галей переглядываемся. Фламинго — пустяк.

— Она спала весь день почти, — говорю я, пожимая плечами.

— Бабуль, ты в больнице, — кричит ей Галя, — не помнишь, как ее зовут?

— Да знаю я, — сердито отвечает бабуля, — я в московской больнице, после операции, но кто я?

— Не помню, может, она и не говорила, сейчас, — я откладываю пирог, — схожу к медсестрам, узнаю, — и весело скачу на пост.

— Девочки, а как зовут нашу старушку у стенки?

— Тебе зачем? Ты от них еще не устала? — шумят медсестры.

— Мне пофиг, но старушка хотела бы знать.

— А-а-а-а-а, ну пошли.

Медсестры подходят к старушке, спрашивают, не надо ли ей обезболивающее.

— Ой, надо, красавицы, болит.

— А как тебя звать-то?

— Баба Настя.

— Сейчас уколем.

— Ой, а мне доктор сказал, что лед принесут, — говорит Галя.

— Льда нет, весь разошелся.

Лед может ходить — видимо, давно прооперирован.

— Ну что, лед принесли? — спрашивает Л. А., подбегая к Гале.

— Нет.

— Как нет?! — Царь возмущен.

— А у вас нет льда!

— Как у нас нет льда?

Л. А. убегает из палаты и, возвращаясь, грустно добавляет:

— Да, простите, льда, к сожалению, сейчас нет.

— Лед ушел, — говорю я, — фламинго его на коктейли разобрали.

Нам с Галей смешно, а Л. А. вдруг нахмурился:

— Пойдемте, поговорим с вами.

И убежал.

Я испуганно сижу на кровати — все мои шутки дурацкие, видимо, попадет, как стулу. Или фламинго его приятель, мало ли с кем художники дружат, а я тут… Галя сочувственно на меня смотрит.

Не ходить? От неожиданности я забыла, как ходить, поэтому в ординаторскую вхожу, хромая на обе ноги. Царь не оборачивается. Я пытаюсь понять, что делать. Царь молчит. Удрать? Заплакать? Сказать, что больше не буду? А поверит? Мне смешно и страшно одновременно, я вспоминаю, что я совсем большая и, пожалуй, не похожа на стул. К тому же, я могу не говорить никому, что фламинго с пролысиной. Поэтому я решаю сесть поближе к необорачивающемуся художнику и без приглашения плюхаюсь на стандартный компьютерный стул, у которого отломана спинка, видимо, это было его превращением в стул городской клинической больницы четвертого с половиной корпуса второго этажа отделения пляжной хирургии, специально для воспитания некоторых пациентов. Стул сделал какой-то «пффффйххх» и поехал вниз вместе со мной, стулу как бы тяжело подо мной, а может, стыдно, и он присел с моим нехорошо шутящим телом.