Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 1

— Извини, оступился, — пробормотал он и тут же убрал руки, хотя ладони успели запомнить тонкий угловатый узор ее напряженных лопаток.

Но уже выходили из туннеля на простор. На солнце ознобно блеснула вода. Рельсы, уходящие в правый поворот к следующему, совсем близкому туннелю — сухо и ярко. Звездными кварцевыми точками — нависшие над дорогой шершавые каменные утесы. И откуда-то из-за них, хотя, казалось, именно сквозь, через зияющие щели и трещины, порыв ветра донес все тот же прогоркло-жареный запах: так и впрямь могло бы вонять из пасти дракона.

Крысин, тем не менее, жизнерадостно обернулся и дождался всех:

— Поправим… Это традиция такая… — Он ловко сбросил со спины армейский рюкзак, расшнуровал его и достал обыкновенную, не самую мощную кувалду. — Видите, кое-где торчат, — кивнул он на пути.

— Из музея позаимствовали? — усмехнулся Андрей Валентинович.

— Нет, копия, — ласково улыбнулся Крысин и поправил свой совсем уж тут неуместный вишневый берет. — Кто?.. Я и начну.

Костыли, крепившие рельсы к шпалам, и впрямь кое-где немного торчали, как недобитые или вылезшие от старости гвозди в стене древнего дачного сарая.

Крысин сосредоточился на одном таком, широко расставил ноги, замахнулся, ухнул и забил костыль под самую головку.

Выдохнув, пояснил:

— В среднем расход костылей на один километр путей составляет порядка тысячи шестисот, у нас на Кругобайкалке чуть больше. Сами понимаете… Ну? Кто следующий?

Андрей Валентинович тупо посмотрел на кувалду и все же вяло взял ее в руки:

— До самой Слюдянки будем чинить? Или в Култуке остановимся? — пошутил он. Вышло не смешно.

— Нет-нет, по одному, чисто символически, — едва ли не кокетливо успокоил его Крысин.

Андрей Валентинович выбрал костыль, принял недавнюю позу Крысина, резво размахнулся и едва не саданул себе по ноге, еще и задев утробно, колокольно зазвучавший рельс.

— Батенька, вы поосторожнее, — как-то уж слишком фамильярно попенял ему Крысин. — Не приведи бог, и впрямь его разбудите… Раньше времени…

— Да идите вы, — огрызнулся Андрей Валентинович и даже хотел бросить кувалду, но не бросил, а следующим и еще одним ударом вбил свой костыль.

Степан Аркадьевич, в очередь, со своим костылем тоже справился. Дамам кувалду Крысин предлагать не стал, спрятал ее вновь в рюкзак:

— Вот и приобщились… И замечательно… Можно сказать, с самим князем Хилковым побратались… — он был очень доволен.

— А дамам как приобщаться… К традиции? — ревниво поинтересовался Андрей Валентинович, которому все происходящее не нравилось до едва сдерживаемого отвращения и злости.

— Дамам? Ну, им посложнее будет… — как-то уж очень спокойно проговорил Крысин.

Елена Павловна замерла, глядя на Крысина широко открытыми, прямо-таки округлившимися, часто моргающими глазами. Сестры же Крафт, о которых в суете забивания костылей чуть не забыли, в сторонке переглянулись между собой и с Крысиным и прыснули в кулачки.

Прогоркло-паленый запах, теперь это стало ясно, когда боковой ветер исчез, шел из следующего туннеля, до которого было метров сто.

И вдруг сестренки Крафт принялись молча и деловито раздеваться. Как оказалось, и снимать-то им было особо нечего.

Они синхронно стянули через головы тельняшки, расстегнули джинсовые юбки — те упали к ногам. А под тельняшками и юбками, собственно, ничего больше и не было. Сестренки остались совершенно голыми, только в разных — красном и желтом — шейных платках и одинаковых белых кроссовках.

Совсем не стесняясь посторонних, они взялись за руки, переступили через рельс и целенаправленно, спокойно покачивая бедрами, пошли по шпалам в сторону дурно пахнущего туннеля.

— Эт-то что такое?! — потрясая руками, взвился Андрей Аркадьевич.

— Жертва, — спокойно и обреченно ответил Крысин. — Как и каждый год в этот день. Тоже традиция, — без тени улыбки добавил он, снял свой вишневый берет и с размаху приложил его к сердцу.

— М‐мне т-тоже? — заикаясь, но очень серьезно спросила Елена Павловна, поднося, крест-накрест, руки к груди.

Крысин обернулся и смерил ее взглядом:

— Вам — не обязательно…

Сестры Крафт, голые, свежие, с каждым шагом все более красивые, уже приближались к темному полукругу туннеля.

— Теперь можете излагать свои заветные просьбы и желания, — буднично и устало проговорил Крысин.

— Кому? — огрызнулся Андрей Валентинович.

— Дракону.

— Как? — опешил Степан Аркадьевич.

— Громко! — пояснил Крысин вслед удаляющимся сестрам. — Пока их видно. Еще успеете…

— Зачем? — недоуменно поинтересовался Степан Аркадьевич.

— А вы разве не за этим сюда шли? — изумился Крысин.

Степан Аркадьевич почувствовал настоящую, все более неуемную дрожь в коленях.

Спрятать или спрятаться?

Никакого дракона не было.

Но он молчал.

Комендатура с гарнизонной гауптвахтой в столице Советской Эстонии находилась недалеко от Балтийского вокзала в полукруглом здании бывшей женской тюрьмы, выкрашенном снаружи в желтый цвет, по традиции олицетворяющий скорбь. Изнутри же колорит еще более соответствовал содержанию, напоминая запекшуюся кровь.

Мне посчастливилось дважды в роли не стороннего наблюдателя, но арестанта почтить сие заведение своим присутствием. В первый раз меня привез туда взбесившийся дежурный по части капитан Кравцов, которому не понравилось, что вместо обязательного, по его мнению, участия в вечерней поверке я сидел в каптерке и пел песню, будучи немного навеселе. Мое приподнятое настроение капитану испортить не удалось, хотя это и было его главной задачей, но что мне — Гекуба? Я не зарыдал. Ибо отправили нас с другом, который мне подпевал, на автомобиле и в сопровождении приятеля-сержанта. По дороге мы продолжали петь, обиды на капитана не держа, в конце концов он исполнял свой долг. Я и сегодня не брошу в него камень, природа и без того обделила капитана Кравцова чувством юмора, умом, красотой и здоровьем, за что его и товарищи офицеры не очень любили. Ну да бог с ним, тем более, что тогда мы провели под арестом только ночь и утро: приближалась инспекторская проверка, и мы были срочно вызволены обратно нашим начальством, пообещавшим посадку повторить попозже, тогда же в нас нуждавшемся по причине умения нашего исполнять разные бумажные работы по сочинению документов, подтверждающих активность жизнедеятельности этого самого начальства на ниве воспитания нижних чинов, то есть нас. Так что в первый раз я удосужился лишь поспать на дощатом полу камеры для временно задержанных, не успев вкусить основных прелестей гауптвахты, начинавшихся за следующей, внутренней дверью, ведущей во двор-плац, за которым находился основной корпус с одиночными камерами на первом и общими на втором этаже. Нас тогда только не кормили, так как не успели поставить на довольствие, но за краткостью срока подобное испытание мы перенесли легко.