Лиза Ко - Беспокойные

В комнате было нечем дышать.

— В последнее время погода такая теплая, — сказала я Люцзин.

— Я слышала, завтра наконец будет дождь, — ответила она. — Какое облегчение.

Я ушла на кухню и прополоскала чашку. Мне хотелось снова позвонить тебе, но ты был прав: я ошиблась, я виновата. Я отказалась от твоих поисков, чтобы сидеть на приемах с этими людьми. Хранила тебя в тайне, будто это ты был ошибкой. Я вытерла руки о полотенце на крючке рядом с холодильником, и ткань зацепилась за браслет, который в прошлом году мне купил Ён. Когда я наконец выдернула полотенце, браслет показался слишком громоздким и аляповатым для моего запястья, как дразнившая меня цепь.

В гостиной Чжао говорил на свою любимую тему — о сычуанских иммигрантах.

— Вот почему мы платим, чтобы дочь училась в международной частной школе. В общественных школах одни понаехавшие.

Я села напротив него и сказала:

— Но ведь они даже не могут поступить в государственные школы.

— Вот именно. И нечего им там делать.

— Они могут учиться в сельской местности, — сказала Люцзин.

— Ты сам только что сказал, что они понаехали в общественные школы в городе, а потом говоришь, что они не могут туда поступить. Так что ты хочешь сказать? Не может быть и так, и так.

Чжао хмыкнул:

— Общественные, частные — какая разница. Суть в том, что им здесь не место.

Ён поерзал на кресле.

— Но ты же их нанимаешь, — сказала я. — Делать тебе ремонт, красить квартиру, работать на твоей фабрике. Опять ты сам себе противоречишь.

Увидев, как у Ёна пропала улыбка, я продолжала говорить, пытаясь заглушить Чжао и Люцзин, пока не вернулась Нин и не сменила тему. Я отказалась от тебя не для того, чтобы соглашаться с такими злыми мыслями. Я была хорошим человеком. Я и есть хороший человек.

— Вот потому ты ничего и не видишь. Из-за своих чертовых солнечных очков.

Входя в квартиру, Ён ударился коленом о дверь. Иногда в темных очках он казался стильным, даже немного опасным, но временами — как сегодня — просто отчаянным.

— Как я рад, что всё кончилось, — сказал он. — Речь, ужин, всё.

Он так устал. Я решила проявить доброту.

— Всем понравилась твоя речь.

— Видишь, я же говорил, что это они и хотят услышать.

Завра была суббота, и Ёна не ждала работа после обеда. Мы могли выспаться, заняться сексом. Я умылась и почистила зубы, проверила, что дверь заперта и в комнате выключен свет. Сегодня мы решили обойтись без телевизора.

Я думала, что Ён заснул, но, когда легла в постель, он заговорил:

— Итак, кто такой Деминь?

Я выключила свет в спальне, чтобы он не видел тревогу на моем лице.

— Кто?

— Пока ты была в ванной, звонил телефон. Там было написано «Деминь».

Мой телефон лежал на ночном столике экраном вверх. Там отображался пропущенный звонок от тебя, новое голосовое сообщение. Я послушаю потом, когда Ён уснет.

Я заговорила в потолок.

— Деминь — один из сямыньских клиентов начальника Ченга. Он сейчас путешествует за границей, звонит в неудобное время. Наверно, забыл про разницу во времени.

— Ясно, — сказал Ён. Кажется, его это не убедило.

Я натянула одеяло на плечи.

— Спокойной ночи.

Через минуту Ён снова заговорил. Его голос звучал словно издалека, хотя он лежал рядом.

— Когда я сегодня пришел, ты была на балконе с телефоном. Как только ты меня увидела, то сбросила звонок. Ты очень странно себя вела.

Я порадовалась, что он не видит моих покрасневших щек и не слышит забившегося сердца.

— Ты меня в чем-то обвиняешь?

— Нет.

— Я ничего не сделала. Тебе не о чем волноваться.

— Я не волнуюсь. Но ты сегодня ругалась с Чжао.

— Терпеть не могу, когда он так говорит о мигрантах. Почему ты ничего не скажешь? У «Ёнтекс» твое имя. Ты сегодня получил награду. Скажи ему заткнуться раз и навсегда.

— Я просто не обращаю на это внимания.

— А мы можем поехать в Гонконг, а не только мечтать о нем?

— После новогодних праздников. У меня много работы.

— Это же больше чем через полгода.

— Не так уж долго, да?

— Я устала от этих приемов. Ты от них не устаешь?

— Мне всё равно.

Ён со мной не ссорился. Не злился. Я снова почувствовала себя так, будто меня подвели.

Я представляла, как брошу его или он — меня. Утрату этих отношений, комфорта жизни с человеком, которого так хорошо знаешь. Я думала о ночах, когда не могла уснуть, в Ардсливиле и в рабочем общежитии, даже на кровати на Рутгерс-стрит, и какими они были долгими, какими бесконечными казались дни. Всё, чего я тогда хотела, — не быть в одиночестве. В прошлом году, когда Ён уехал по делам на три недели, я радовалась, что мне досталась вся квартира целиком, не убирала одежду, не мыла посуду, не выносила мусор. Но, когда я возвращалась с работы, квартира казалась пустой, а когда наконец засыпала, снился мне ты — десятилетний, читающий наизусть станции нью-йоркского метро, — а потом я просыпалась, не понимая, где я, ожидая увидеть тебя на соседней кровати.

Ён коснулся моей руки.

— Я сегодня хорошо выступил?

— Замечательно.

Я знала, что нужно подождать, хранить правду от Ёна и не звонить тебе, пока я не стану сильнее. Я не хотела расстраивать тебя еще больше. Йи ба верил, что поддаваться своим желаниям — признак слабости. Будь сильной, говорила я себе, хотя уже сама не понимала, что это значит. Думай, прежде чем говорить.

Но я уже не могла удержаться.

— У меня есть сын, и я его потеряла.

Слова зависли в воздухе на ужасный растянувшийся миг.

— Сын?

Я не могла ответить.

— Что значит — потеряла?

— Я родила в девятнадцать. Забеременела от соседа в деревне. Я оставила сына в Америке, потому что не смогла забрать с собой в Китай, а потом его усыновила американская семья. Недавно он вышел со мной на связь. Вот кто такой Деминь. Это его имя. Деминь Гуо. — Мне хотелось это повторить и я повторила: — Деминь Гуо.

Твое имя отдалось в спальне. Ён убрал ладонь с моей руки.

— Теперь он живет в Нью-Йорке и только что нашел меня. Мы два раза говорили по телефону.

Ён тряхнул головой, словно хотел вытряхнуть воду из ушей.

Я смотрела на мужа и пыталась заставить его посмотреть на меня. Много лет назад, когда он учился на моем курсе, его английский был неуклюжим, запинающимся. На китайском он не умолкал, но на английском почти немел, и мне казалось, что это я почему-то виновата.

— Ты оставила сына?

— Всё не так просто.

— Я не понимаю.

— Меня депортировали, ясно? Вот почему я уехала из Америки.

— Почему ты мне это говоришь только сейчас?

— Я не хотела, чтобы ты переживал.

— Поверить не могу, что ты не сказала раньше.

— Я могу объяснить.

Он не ответил.

— Ты злишься?

Он не злился. Не кричал, не хлопнул дверью, не попросил меня уйти. Вместо этого позволил прижаться к нему. Взял меня за руку и приложил ее к своей груди.