Ведат Кокона - По волнам жизни

Исмаил тем временем известил Теля, что в начале месяца у адвоката Рефика Хюсени состоялось совещание представителей католического духовенства, «Баллы» и «Легалитета»; присутствовал также полковник жандармерии. На нем решено представителям различных партий разъехаться по разным краям страны и готовить выступление против партизан. Жандармский полковник должен был отправиться в Дибру и Мати, представитель духовенства обязался при поддержке реакционных католических чинов провести работу в зонах Тропои, Кукеса и Дукадьини, уговорить байрактаров объединиться и совместно выступить против партизан. Представители баллистской молодежи, тоже принимавшие участие в этом совещании, будут вести работу в Тиране и ее окрестностях.

Пока Исмаил рассказывал Телю об этом, открылась дверь, и Хесма ввела Джеляля Требиню, крепкого, представительного мужчину со светлыми волосами и угрюмым лицом; одетый в немецкую военную форму, он походил теперь на немца. Джеляль Требиня удивленно взглянул на сидящего рядом с Исмаилом горца и удивился еще больше, когда узнал его.

— Вот так встреча! Неужели это ты? На ловца и зверь бежит! Тебя и твоих друзей мы разыскиваем в горах, а ты сам заявился к нам! Попался, голубчик!

— Не я попался, а ты! — парировал Тель. — Мы сильнее вас, с нами народ.

Джеляль Требиня громко рассмеялся и хлопнул себя по бедру.

— Ну где это видано? Он у меня в руках и вместо того, чтобы просить пощады, еще и агитирует меня!

Обменявшись такого рода шутками, перешли к существу дела; разговор то шел спокойно, то принимал напряженный оборот. Исмаил слушал и не вмешивался. Хесма принесла кофе и ушла, чтобы не прерывать беседы.

— Разве не видишь, что с вами покончено? — сказал Тель тоном как нельзя более серьезным. — Что тебя ждет, если не пойдешь с движением?

— А вы меня потом в удобную минуту прикончите?

— Нет, спасем! Кабы хотели, убили бы тебя давно!

— Спасете! — протянул Джеляль Требиня, и на его губах заиграла ироническая усмешка. — Как я могу спастись, когда сотрудничал с немцами?

— Я слышал, твое сотрудничество ограничивалось обязанностями переводчика. Не думаю, что ты глубоко в этом увяз, у тебя есть время не только спасти свою голову, но и оказать услугу родине!

Джеляль Требиня снова иронически ухмыльнулся:

— Родине моя служба нужнее была в свое время. Но к чему слова! Ты меня не убедил. Я решил уехать.

— Куда поедешь? Куда отвезешь детей? Дороги перекрыты. Везде засады, смерть.

Джеляль Требиня, казалось, задумался. От Теля не укрылось, что в его душе происходит острая борьба. Этот человек стоит на пороге выбора; ясно, что он еще не принял окончательного решения, и у Теля есть время увести его с гибельного пути и вовлечь в ряды движения. Это было бы большим успехом, так как Джеляль, находясь в контакте с немцами, мог сообщить много ценных сведений, необходимых для освобождения Тираны Национально-освободительной армией. Надо воспользоваться моментом. Он уловил подходящую минуту и спросил:

— Разве ты не слышал о призыве Генерального штаба, в нем предлагается офицерам порвать с прошлым и вступить в ряды Национально-освободительной армии?

Джеляль Требиня сидел, задумавшись и уставившись в пол. Не подымая головы, он ответил:

— Я решил, что́ буду делать. Поеду в Австрию, где учился и долгое время жил. Возьму с собой и детей. Кстати, ты знаешь, что со дня на день ожидается высадка англичан? Дела ваши неважные. Не очень-то рассчитывайте на победу. Вам еще бороться и бороться!

В другое время Тель не выдержал бы и поставил этого человека на место, но беседа требовала деликатности, а цель ее — хладнокровия и терпения. Борьба научила его и тому, и другому, поэтому он спокойно сказал:

— Ну куда тебе ехать, Джеляль? У тебя дети и беременная жена, а дороги, как я сказал, блокированы. Англичане не вторгнутся к нам, им здесь нечего делать. Мы в состоянии сами сражаться и освободить всю страну. И своего добьемся. Жертвы, которые нас ждут, не больше тех, что мы уже принесли.

— Жену вместе с детьми отправлю самолетом в Вену, а сам пойду с немецкой армией, когда подойдет колонна из Греции.

— Джеляль, — сказал Тель, — обдумай хорошенько, пока не поздно. Ты порядочный человек, руки у тебя не запачканы кровью. К чему подвергать опасности детей и жену? Зачем губить себя? Ты же не совершил никакого преступления, чтобы бежать вместе с разбитыми захватчиками! Твое место здесь, не забывай, как говорят люди, красна сосна там, где выросла.

— Нет, народной кровью руки у меня не замараны. Напротив, я спасал людей как мог, даже от смерти. Недавно вот ездил в Приштинский лагерь и извлек оттуда пятерых, с одним из них я был знаком раньше — когда-то он рассказал мне о моем брате, его убил Джеляль Старавецка.

— Этого я не знал, ты хорошо сделал, что поставил меня в известность. Ну надо же! Брата, оказывается, убил Джеляль Старавецка, который собирается бежать в Австрию, куда нацелился и ты. Неужто будешь там якшаться с убийцей брата? Как ты можешь на такое пойти? Неужели тебя не грызет совесть даже при одной мысли об этом?

Итак, слово за словом, довод за доводом, и Тель подвел Джеляля Требиню к решению остаться в Тиране и сотрудничать с национально-освободительным движением. Джеляль в ту же встречу сообщил ему важные сведения о положении в городе и немецких войсках, об их численности и дислокации. Моральный дух армии очень низкий, сказал он, но гестапо и СД провели большую работу, подавляя в зародыше малейшее сомнение или страх. Немецкое командование ожидает подхода военного гарнизона из Влёры во главе с капитаном Ледером, доверенным лицом Гитлера. Каждый день в Тирану стекаются «баллисты», гостиницы ими битком забиты. В деревне Люз под Круей состоялось совещание, в котором приняли участие Бази Цанес, один английский полковник и один немецкий генерал. На нем обсуждался вопрос о соглашении.

Прошла уже и половина ночи, когда закончилась их беседа. Гость наконец поднялся и ушел, а Хесма — она еще не ложилась спать — сказала Телю, что приготовила ему постель, и пожелала спокойной ночи.

Тель лежал с открытыми глазами. Он чувствовал себя усталым, тем не менее сон не брал его. Думалось то об одном, то о другом. Странно, очень странно — он лежит в доме Исмаила, в комнате и на кровати, где, возможно, спала и Манушате. И как только он подумал о ней, огромная усталость в теле тотчас исчезла, словно ее унесло теплой волной. Все страдания, перенесенные им за эти военные годы, как бы сразу исчезли при одном воспоминании о Манушате. Они не виделись уже целых пять лет Он уцелел во всех опасностях, подстерегавших его в огне борьбы, и сейчас снова здесь, в доме, где встретил первую и настоящую любовь.