Ведат Кокона - По волнам жизни

Бульвар кишел людьми. Они повыскакивали сюда прямо с постелей — неодетые, растрепанные, заспанные. У почтенных матрон, обычно таких элегантных, привыкших подолгу сидеть перед зеркалом, прежде чем выйти из дома, вид был немыслимый: в ночных рубашках, лохматые, неумытые, с набрякшими веками, без пудры, помады и прочей косметики. Ну а если бы молодые люди, распевавшие корчинским красавицам (правда, под звуки гитары и мандолины, а не адского грохота) серенады при лунном свете, увидели тех, по ком вздыхали, они пережили бы горькие минуты. Но к их счастью, Купидон закрыл на всю эту сцену глаза — просто потому, что сам испугался землетрясения. И влюбленный, даже углядев в этом аду предмет своей любви, не обратил бы внимания на недостатки женской внешности.

Вскоре после страшного землетрясения 1931 года, о котором через какое-то время стали забывать, как забывают в этом мире обо всем плохом и хорошем, наступило время выпускных экзаменов.

В течение двух недель, что давались под конец старшим лицеистам для подготовки к экзаменам на бакалавра, по обычаю, ставшему традицией лицейской жизни, студенты вставали с рассветом, брали учебники и шли за холм Святого Афанасия или к кафе «Соловьи». Там они проводили весь день, повторяя пройденное. Ребята устраивались на лужайке и, лежа на спине, с травинкой во рту, необходимой при размышлении над особенно сложными проблемами математики и физики, зубрили эти предметы или вопросы из объемистой программы по психологии.

Ольга, привыкшая рано вставать, в четыре часа утра стучала к Исмаилу. Сон его в эти дни был особенно чуток, наверно из страха перед экзаменами, и он сразу поднимался с постели, быстро умывался, брал книги и шел, бодрый и свежий, на лужайку у кафе «Соловьи». Там ждал, пока не высохнет трава, покрытая росой, ложился на землю и начинал заниматься. И все-таки волнение перед последними экзаменами не настолько владело им, чтобы он не замечал прелести июньского утра и ясной синевы небес, освещенных первыми лучами солнца. Они пробивались сквозь листву, окропленную сверкающими каплями росы, а Исмаил, глядя на деревья, слушал заливистые трели соловьев, так упоенно предававшихся своему искусству, что казалось, они, обессилев, не смогут допеть свою арию и упадут на землю. Исмаил брал с собой еду и оставался здесь до вечера, пока не сгущались тени и утомленные чтением глаза не переставали различать буквы. Тогда он собирал учебники и спускался с холма Святого Афанасия, возвращаясь домой по улице Пандоры.

Теперь его чувство к девушке стало остывать, потому что даже самая горячая любовь не выдерживает проверки временем, если ничем не подкрепляется. И хотя любовный пыл тлел уже лишь в затаенных уголках сердца, все-таки, проходя мимо Пандоры, стоящей у ворот, Исмаил чувствовал сладкую дрожь во всем теле. Она и красотка Василика оставались для него самыми прекрасными девушками Корчи, а Пандора к тому же была его первой любовью. Но годы сделали свое дело: Исмаил и Пандора повзрослели. Его уже не тянуло гулять мимо ее ворот, а ей было неудобно стоять, как прежде, на пороге и разглядывать назойливых студентов. Время беспечных детских увлечений прошло навсегда: Исмаил заканчивал лицей, Пандору собирались обручить с одним местным врачом, вернувшимся из-за границы и открывшим в Корче свою клинику.

В день экзамена, по установившейся у студентов традиции, Исмаил встал позже обычного, чтобы как следует отдохнувшим, со свежими силами сесть за выпускную работу. Накануне лицеисты, тоже согласно обычаю, с песнями прошлись по центральным улицам города. А люди, чей жизненный путь начинался на той же ученической стезе, при виде этого шествия вспоминали (с горечью или удовольствием?) тот торжественный день, когда они сами, склонившись над белым листом бумаги, ждали, чтобы директор продиктовал им вопросы.

А потом наконец наступил день вручения дипломов. Директор лицея, возглавляющий комиссию по присуждению первой ученой степени, вышел на площадку парадной лестницы со списком в руках и огласил имена тех, кто успешно одолел вторую часть программы и закончил лицей бакалавром. Среди этих имен прозвучало и имя Исмаила Камбэри. Так завершился важный этап его жизни — учеба в лицее.

В списке выпускников почти не было фамилий тех ребят, с которыми Исмаил когда-то впервые сел на школьную скамью. Бо́льшая часть друзей, занимавшихся с ним еще в Гирокастре, осталась там. Его новые товарищи в Корче, мальчики из бедных трудовых семей, вообще не учились в лицее, хотя некоторые (сын Ольги, Тель Михали, например) жили совсем рядом. Они становились сначала подмастерьями, а потом рабочими. Некоторые из прежних одноклассников выбились в учителя, другие служили чиновниками. Много было и таких, которые поступали в лицей и учились прилежно, но вскоре из-за безденежья с большим сожалением бросали учебу. В то же время дети богатых торговцев и беев часто сидели в одном классе по два года: живя в полном довольстве и достатке, они ничем не хотели себя утруждать. Эти дети учились по воле родителей — из-под палки, совсем не стремясь к знаниям, и заканчивали лицей кое-как в надежде уехать во Францию, поступить в университет на факультет права, вернуться в Албанию и устроиться на службу в министерство иностранных дел. Затем стать консулом или послом в одном из столичных городов Европы, подальше от Албании, где жизнь казалась им невыносимой, хотя именно эта страна их содержала. Да, подальше от Албании, где нет ни хороших ресторанов, ни достойных их ранга развлечений.

За два дня до отъезда из Корчи Исмаил узнал о помолвке Пандоры с врачом, который считался в городе завидным женихом. Это известие огорчило юношу, хотя он счел его естественным и был к нему подготовлен. А накануне его отъезда, вечером, на руках у Ольги скончалась Тина: в несколько дней сгорела от какого-то тяжелого недуга, оставив Ольгу одну с маленьким сыном.

Все лето Исмаил блуждал по улицам Тираны в надежде столкнуться с кем-нибудь из влиятельных знакомых, кто помог бы ему получить стипендию для продолжения учебы за границей. Но те, кого удавалось встретить, говорили, что это не в их власти, и Исмаил, весь мокрый от пота, устав от ходьбы под палящим солнцем и совсем отчаявшись в успехе, направлялся в кафе «Курсаль». Там подсаживался к друзьям за столик в тени раскидистой акации, заказывал стакан холодного белого вина и, как истый завсегдатай, проводил за болтовней по нескольку часов, потому что не знал, куда деваться. Раньше, во время летних каникул, он не выходил из дому до вечера, спасаясь от жары, да и идти ему было некуда. Обычно сидел за книгами, штудируя науки предстоящего учебного года, чтобы облегчить себе труд во время занятий, и читая французских классиков, которых в лицее проходили, мягко говоря, поверхностно. Уходя с головой в книгу, Исмаил постигал силу писательского таланта и глубину слова, открывавшего неведомые грани бытия. Отрывался от своих занятий лишь на время обеда, а затем снова сидел за книгами, обливаясь потом от духоты. Позже, когда спадала жара, мылся холодной водой из колодца, одевался и выходил на улицу. Так спокойно и незаметно пролетали три месяца летних каникул, пока не наступал день отъезда в Корчу к началу нового учебного года.