Сергей Мильшин - Бой под Уманью

Сержант вяло приложил руку к черному козырьку. Пунктик своего командира, с курсантских времен не признающего «помятого» вида бойцов, а особенно грязной обуви в части знали все и принимали, как должное.

— Ну, веди, Сусанин, — майор скинул фуражку и обмахнулся ею.

Мальчишка гордый до невозможности доверием командиров зашагал впереди, пытаясь маршировать. Офицеры хмыкнули и молча двинулись следом.

Прошагали метров двести, когда из проулка вылетел на всех парусах чернявый, как цыганенок, Витька. Чуть не сбив друга, тут же пристроился сбоку. Вдвоем маршировать гораздо интересней. На ходу Генка объяснил куда направляются, и любопытный Витька еще раз оглянулся. Майор подмигнул ему. Солнце палило немилосердно, гуси, развалившиеся на дороге, шипели и норовили ущипнуть, но мальчишки плевали на мелкие неприятности. Стайка детворы, выскочившая на пути, остановилась, завистливо поглядывая на Генку с Витькой. Те еще выше задрали носы. Выглядывающие из дворов парни подбадривали:

— Ливой, ливой! Давай, хлопцы, наяривай.

Перед штабом запарившиеся, но довольные мальчики перешли на обычный шаг.

— Ось вин, — Генка кивнул в сторону саманной хаты с ситцевыми занавесками на окнах.

Во дворе у крылечка расхаживал рыжий боец с винтовкой за плечом и с разломанным подсолнухом, устроенном на сгибе руки. Рядом приткнулась к хате телега, на ней виднелась труба миномета и «тарелка» от него, в сторонке на веревке покачивалось пересохшее исподнее. В сарае еще один боец укладывал документы в большую корзину.

Командиры кивнули мальчишкам. Взглянув на офицеров и, похоже, узнав, рыжий боец посторонился и уважительно вытянулся. Хлипкое крылечко задрожало под весом пограничников.

Витька, опершись руками на покачнувшийся забор, задумался, как бы на правах хозяина подойти поближе и подслушать о чем гутарят. Боец замер у телеги, вышелушивая подсолнух. Генка, засунув руки в карманы, привалился к плетню спиной, он приготовился ждать. Лениво тявкала соседняя дворняга, гремела где-то неподалеку котелками соседка. На дороге показалась баба Маня, тянувшая на веревке козу.

Углядев мальчишек, повисших на заборе, остановилась:

— Вы чего тут забор подпираете?

— Командиров привели, в штаб, — не поворачивая головы, сообщил Витька.

— Пограничников, — уточнил Генка.

— А шо им там?

— Бойцы голодные, — Генка собрал морщинки на лбу. — Покормить треба.

Баба Маня закачала головой:

— Боже ж мий. И в мене нема чим попотчевати, а от Варьки молока, як вид козла…

— Ниче, баб Мань, не переживай. Небось, отыщут чего…

— Витька, иде твоя мамка, дома? — баба Маня потянула козу за собой.

— Неа, убёгла куда-то, — буркнул он.

Проводив спину бабки взглядами, мальчишки переглянулись.

— Может, послухаем чего там? — не выдержал Витька.

Генка с сомнением оглянулся. Окошки в избе распахнуты, оттуда доносятся приглушенные голоса, но ничего не разобрать. Значит, надо подходить, а не хочется — уж больно рыжий на них подозрительно косится. Генка уже собрался отказаться, но тут дверь распахнулась, и на улицу выскочили командиры. Они решительно прошагали мимо, хлопнула сердито калитка за спинами, и они остановились, размышляя.

— Ну, — спросил капитан, — чего делать будем?

Майор вдруг оглянулся, и его высокая тень закрыла пацанам солнце:

— Хорошо, что вы еще здесь, не знаете, в сельсовете есть кто?

Генка оттолкнулся от изгороди:

— Вчерась председатель Иван Никифорович был.

— Проводите нас?

— Отчего не проводить? — Витька выскочил вперед и уже задрал босую ногу, усыпанную цыпками, поджидая друга и готовясь маршировать. Генка встал рядом.

Всю дорогу командиры хмурились и не разговаривали, мальчишки, почувствовав их настроение, тоже помалкивали. На высоком крыльце сельсовета, вытянув шею, командиров поджидал сам Никифорович. Приблизившись, мальчишки шмыгнули за угол — они побаивались грозного председателя. Оттуда выглянули их любопытные мордочки.

— Здоровеньки булы, — Иван Никифорович подкрутил седой ус, изучающее разглядывая гостей.

Командиры решительно поднялись на крыльцо. Высокий офицер козырнул:

— Майор Филиппов, командир Коломыйского пограничного батальона.

Второй командир вытянул из кармана платок, вытер мягкую ладонь и протянул руку:

— Капитан Новиков, начальник школы служебного собаководства.

— А я председатель, значит, сельсовета, Иван Никифорович Забега.

Высокий майор поправил ремень винтовки:

— Бойцы у нас голодные. Надо бы покормить.

Председатель кинул взгляд по пустой улице. Пожевал губами:

— А кормить мне вас нечем.

— Как нечем? — щеки майора моментально пошли пятнами. — Ты понимаешь, что говоришь? Штаб корпуса еще не эвакуировался, больше сотни тысяч бойцов сейчас из окружения выходят, если мы немцев здесь не задержим, окружат, как пить дать. А у меня батальон голодный.

— И собаки тоже, — поддакнул капитан.

Майор кинул на него свирепый взгляд, но промолчал.

— Зря шумите, — председатель спокойно достал из кармана кисет, пальцы ловко засновали, готовя самокрутку. — У меня, правда, нечем вас кормить. Сколько ртов? — как бы невзначай поинтересовался он.

— Пятьсот пограничников!

— Нечем. Разве что… — он неспешно облизал край газетки и завернул цигарку.

Командиры напряженно ждали. — Разве что, картохи по огородам молодой подкопать. Яичек поспрошать. Думаю, бабы не откажут.

Майор повеселел:

— Ну вот, а говорил нечем.

— Слышь, Никифорыч, — капитан подтянул сползающий ремень и перестегнул его на одно отверстие. — А у меня овчарки, 150 голов. Служебные, обученные. Порода, за вошь-копейка. Их бы тоже покормить, а?

Председатель выпустил струйку дыма:

— Отчего не покормить? Есть одна идейка, — он заметил мальчишеские мордочки, выглядывающие из-за угла. — А ну, кыш отсюда!

Мальчишки сыпанули, послышался глухой топот босых пяток.

— Так что за идейка? — капитан встряхнул влажный платок.

— Можно меня сварить, — повернулся к нему председатель. — Хотя, для полторы сотни глоток — это на один чих.

Майор сплюнул:

— Угомонись ты со своими овчарками. Тут людям жрать нечего.

— Не со своими, а с нашими, Родион. Это же порода! Потерять легко, восстановить сложно.

— Порода, порода! А у меня пятьсот бойцов некормлены и немец на пятках. — Майор почесал около носа. — А может, все-таки на подножный корм их? Авось, проживут? В штабе ведь тоже так думают, а, Тимофей?

Капитан засопел, толстые пальцы втиснулись под ремень:

— Как это выпустить, за вошь-копейка? Ты что городишь? Это же… преступление.

Майор отшатнулся, рука резанула воздух:

— Делай, что хочешь, овчарки — твоя головная боль, — он первым спустился с крыльца и уже внизу оглянулся: