Сергей Мильшин - Бой под Уманью

— Слышь, отец, у тебя, чем сапоги почистить, нет случайно?

Тот что-то прикинул в уме:

— Ну, разве что деготь, подойдет?

— Годится.

Новиков тяжело сбежал с крыльца, солнечная улица запылила под сапогами молчаливых командиров.

Генка с Витькой, не сговариваясь, рванули напрямки через огороды. Картофельная ботва цеплялась за ноги, огуречные плети хрустели под набитыми пятками, мальчишки шпарили, не замечая препятствий. На полпути Витька вспомнил, что мамка обещала принести чего-то поесть. До окраины Генка добрался один.

Околица преобразилась. На лугу в стороны от шляха, теряющегося за деревьями, тянулась извилистая линия свежевыкопанной земли, за ней скрытые по грудь, кое-где еще махали саперными лопатками бойцы в расхристанных, пропотевших гимнастерках. По эту сторону окопов, привязанные к кольям, сидели и лежали худые овчарки.

— Ну як, провив? — мать с чугунком вчерашней картошки вышла на крыльцо.

— Ага. Мам, а я схож на пограничника? — он сдвинул картуз и выпятил пузо.

— Схожий, — поглядывая под ноги, она спустилась с крыльца. — Отнеси сержанту, хлопцы со вчерашнего не емши.

— Давай, — мальчишка выхватил чугунок, калитка мигом хлопнула за спиной.

Мать укоризненно качнула головой: «Ну, пострел!»

Командиры устроились под толстой липой, разглядывая разложенную на траве карту. Генка нарочно прошагал мимо медленно, очень уж хотелось услышать, о чем они совещаются:

— Понятно, что отсюда пойдут, — капитан ткнул в карту пальцем.

— Может, пулемет на ту горку затащить?

— А сколько у нас лент?

— Да… — майор почесал затылок, — пара осталась — почти ничего.

— И у бойцов по пять патронов…

— У «сорокапяток» шесть осколочных и десяток бронебойных…

— Задачу поставили, а чем выполнять, х…р его знает!

— Может, овчарок используем…

— Это как?

В этот момент Генку заметил майор:

— Чего-то хотел?

Он показал чугунок:

— Вот, картоху будете?

Тот кивнул в сторону окопов:

— Бойцам отнеси.

Генка не стал уговаривать, глаза уже выискивали в толпе Володю. Было в нем что-то притягательное. Генка подумал, что и матери он тоже приглянулся, хотя она и замужем за его отцом.

Сержант отыскался около готового окопа. Он гребнем вычесывал шерсть жмурящейся от удовольствия овчарки. Рядом худой паренек с прозрачным пушком на щеках обмывал водой побитые лапы крупного кобеля. Он тихо приговаривал: «Потерпи, Дунайка, счас полегчает». Собака шумно дышала, а на мальчишку не обратила внимания. Генка молчком протянул чугунок. Разглядев, что в нем, пограничники резво подскочили.

Тени от листьев гуляли по вымытым лицам бойцов — они расселись кружком под ракитами, и ветер раскачивал хрупкие верхушки деревьев. Чугунок установили в центр. Вторым кругом за ними расселись овчарки. Они поглядывали голодными глазами на еду, хвосты прибивали траву, но собаки не двигались. Сержант оглянулся к командирам:

— Присоединяйтесь.

Майор Филиппов махнул рукой:

— Ешьте сами, сейчас еще чего-нибудь подвезут.

Сержант первым нащупал картошину. Бойцы, блестя глазами, тоже потянули руки. Пара секунд — и посудина опустела. Кузнецов достал перочинный ножик, и картофелина развалилась на две части. Дора не отрывала от нее глаз. Генка про себя удивлялся: если бы он не ел целый день — слопал тут же, а сержант… протянул половину собаке:

— На, подруга, чем богаты…

Собака вильнула хвостом, и язык аккуратно смахнул еду с ладошки. Генка оглянулся: худой паренек протягивал картошку кобелю, который, показалось, лениво тянулся носом к угощению, остальные бойцы тоже кормили неторопливых овчарок.

— Надо ж, — Генка стянул картуз, — голодни, а по ним и не скажешь.

— У них вежливость в крови. Порода! — сержант закинул в рот другую половинку.

— А у тебэ, случайно, нема другой фуражки, — Генка поднял наивные глаза.

Сержант невесело хмыкнул:

— Другой нет, но я тебе эту подарю, после боя. А пока на, держи, — на мозолистой тонкой ладони поблескивал настоящий складишок.

— Ух, ты, — задохнулся Генка, — тэ мени?

— А то кому же? Бери, пока дают, — светлые глаза грустно блеснули.

Генка несмело потянулся к ножичку: «Вот теперь Витька точно обзавидуется».

Уже взрослым Генка вспоминал тот его взгляд и пытался угадать, знал ли сержант, что не выйдет из боя? И решил, что знал. Потому и хотел оставить о себе добрую память у случайного мальчишки. Спустя десятилетия Генка понял, что у него получилось.

Подгоняя упирающуюся козу, к командирам приблизилась баба Маня. Чего это она? Генка не утерпел и, кинув ножик в карман, скользнул туда.

— Голодные, небось? — склонив голову набок, она разглядывала потрескавшиеся губы пограничников.

— Есть маленько, — командиры поднялись, одергивая гимнастерки. — Ваш Никифорович обещал картохи подкинуть. Так что вроде не пропадем.

Баба Маня погладила козу по загривку:

— Ось, забирайтэ, — она подтолкнула скотину вперед. — Молока от нее все одно нема, а вам сгодится. Чого там одна картоха? Какое-никакое, а мясо.

Командиры переглянулись.

— Ну, спасибо, мать, — майор окликнул бойца и снова повернулся к ней. — А как же ты?

— Вам нужнее.

Майор кивнул пограничнику:

— Забирай, сваришь.

Боец кивнул, тонкий прутик хлестнул по облезлому боку.

Баба Маня, проводив животину горестным взглядом, устало побрела назад. Навстречу ей в конце улицы вывернула телега, рядом, поддерживая вожжи, шагал Никифорович.

Капитан поднял виноватый взгляд на командира:

— Может, хоть по кусочку собакам, а?

— И не думай.

Витька, узнавший все, что хотел, умотал обратно к бойцам. Сержанта он нашел под собственным плетнем в окружении бойцов. Одни, поглаживая собак, лениво курили, другие спали, подложив под головы скатки. В разнобой высились вычищенные сапоги, на голенищах и заборе сушились портянки с серыми разводами. Пахло горячим разнотравьем и немытыми ногами. Паренек с пушком на щеках, вытягиваясь на цыпочки, обрывал вишню-дичку у плетня. Мальчишки ее не трогали — мелкие ягоды кислили. Парень после каждой порции морщился, но продолжал наминать. Широкогрудый боец в распахнутой гимнастерке пошевелил запарившимися пальцами ног и окликнул паренька:

— Леха, как ты можешь их есть, кислятина же?

Тот обернулся и, улыбнувшись, молчком кинул в рот еще пару ягод.

— Смотри, Миронов, обдристишься, — заметил кто-то.

Бойцы хмыкнули, но парень и на это раз промолчал.

Генка молчком уселся рядом, глаза уставились на медаль сержанта. Тот заметил:

— Что, интересно?

— Ага, — закивал тот. — Це тоби за подвиг?

Сержант покосился на медаль:

— Мы с Дорой нарушителя задержали. С тех пор и шрам у нее. Если честно, это ее награда, — он кинул руки за голову и, закрыв глаза, улегся на траву.