Маргарет Грэм - Истерли Холл [litres]

Она повела Веронику за собой к их группе.

– Вы можете послать ему воздушный поцелуй, – сказала она. – Вон он, на ступеньке вагона.

Капитан Уильямс проверял, что все двери в поезде закрыты. Дежурный размахивал флагом. Внезапно леди Вероника крикнула:

– Ричард, Ричард, будь осторожен, пожалуйста.

Но он не слышал ее. Эви присоединилась к ней, потом мама и наконец Грейс.

– Ричард, Ричард, мы здесь.

Он наконец увидел их, и леди Вероника послала ему воздушный поцелуй.

– Береги себя! – крикнула она. – Просто береги себя и возвращайся домой.

Он поднялся в вагон, и дежурный закрыл дверь, но он перегнулся через окно, махая рукой. Он вернул поцелуй, и лицо его зажглось любовью. Эви положила руку на плечи леди Веронике, в лице которой что-то отразилось, но что? Поезд тронулся со скрипом и скрежетом, и в окне появился Саймон, и вот он уже исчез, а его место занял кто-то другой, и он тоже исчез, потому что появился третий.

Под тяжестью руки Эви Веронике не хотелось никуда уходить от этих людей, от их дружелюбия и теплоты. Все изменилось, и то, что раньше «надлежало делать», больше не имело никакого смысла. Британия воевала, брат уехал на фронт, Ричард тоже.

Поезд отошел, оставляя за собой запах угля, пыхтел паровоз, а вокруг люди повсюду плакали.

– Тебе нужна подруга, – сказал тогда Об.

– Но Эстер живет в Лондоне. Маргарет когда-то была подругой, но в последний раз она приехала только для того, чтобы поджечь дом. Как она могла? – отозвалась Вероника.

– У тебя есть Эви. Вы одинаково мыслите, ходите на одни и те же собрания, подружись с ней, Вер, хотя бы на время войны, и никогда больше не оставайся с ним наедине. Никогда.

Восемнадцатого августа, после нескольких дней задержки в Фолкстоуне, Джек посадил свой взвод на паром, который должен был доставить их во Францию. Их ранцы зверски им мешали: эти шестьдесят фунтов оттягивали им плечи и тыкали в того, кто был сзади, или заваливались при повороте на того, кто был рядом.

– Опустить ранцы, – скомандовал он. Они немедленно сбросили ранцы. Мартин ткнул его в ребра и сказал:

– Лучше торчать в шахте, чем качаться тут на этих чертовых волнах. Должен сказать, мне худо, старик.

Джек присел на корточках, вытащил лист папиросной бумаги и достал из кармана табак.

– Садись, не торчи на ветру. Ведро вон там, на случай если станет совсем паршиво.

Саймон перегнулся через борт, любуясь видом Блайти. Ребята затянули песенку «Кто твоя милая?», и он присоединился к ним. Джек высыпал табак на бумагу, скрутил папиросу, облизал ее и закурил. Так кто же его милая? Любит ли она его? Да, она его любит. И после вокзала она знает, что он ее любит. После смерти Тимми он отстранился, потому что она сказала, что ей больше не нужна его помощь, чтобы вскапывать землю. Почему? Зачем он только послушался, он же чувствовал нутром, что… Однажды он попросит ее стать его милой. Когда-то попросит. А что делать с Милли?

Он выдохнул дым. От ветра перехватывало дыхание. Тим должен получить шанс в жизни, и, если Роджер еще раз близко подойдет к ребенку, он, Джек, убьет его.

Он затянулся. В самокрутке вспыхивал красный огонек. Он давал себе это обещание с Брамптоном, но так ничего не сделал, но время еще есть, и к тому же Роджер – это совсем другое дело. Речь тут не шла о дураке или сволочи. Роджер был само зло, ядовитая тварь.

Мартин, бедняга, согнулся над ведром, но это ненадолго.

Лейтенант Брамптон ходил между солдатами, поднося руку к фуражке в ответ на их приветствия.

– Как дела? Кому совсем плохо?

Выполняет свой долг, Джек скалился, но и сам-то полудохлый. Когда Брамптон приблизился к нему, он вскочил на ноги.

– Все в порядке, сержант?

Пригасив окурок, Джек отдал салют.

– Все на местах в полном составе, сэр. Нескольким плоховато, но, как только сойдут на твердую землю, все пройдет. Еще поможет толстый ломоть сала с парой кусков хлеба.

Не меняя выражения лица, он с удовлетворением следил, как Брамптон еще больше побледнел и бросился прочь. Берни заметил:

– Ты бессердечная сволочь, Джек, и желудок у тебя железный.

Джек смотрел, как Брамптон продолжает обход, разговаривает с солдатами, улыбается, шутит, хотя наверняка все, о чем он в данный момент мечтал, это подойти к ведру и вывернуть туда содержимое желудка. Ублюдок вызывал восхищение, и Джек ненавидел себя за это.

В небе кружили чайки. Интересно, отец по-прежнему собирает морской уголь? Скорее всего. И порей продолжает выращивать? Наверно, теперь он еще больше этим занимается, ведь идет война. А птенцы голубей, которых он купил у Алека, выживут? Да, конечно, выживут, раз отец ими занимается.

А почтовые голуби послужат армии, и те, кто выживет, к Рождеству вернутся домой, как и люди. Так, во всяком случае, сказал отец. Джек двинулся вдоль по парому, пробираясь между сидевшими на палубе людьми. Солдаты пели, кто-то играл в карты, некоторые уже писали письма домой, другие просто разговаривали, опираясь спиной на ранцы. На носу вокруг полковника собрались офицеры.

Пряча спичку в ладонь, Джек закурил еще одну самокрутку и, оставаясь на месте, наблюдал за ними. Чудна́я форма у профессиональных военных. Многие в такой же форме уже на фронте – сражаются и погибают. Да какой черт остановит войну к Рождеству? Он оглянулся на свой взвод. Все они бывшие территориальщики и считались обученными. Чушь собачья. Ничего они не знают о войне, как и он сам. Джек докурил самокрутку и смотрел, как под пальцами умирает последний огонек. Умирает. Надо же, одно и то же слово используется в разных обстоятельствах.

Они приближались к французскому берегу в районе Булони. Солдаты столпились у перил, вглядываясь сквозь окутывавший канал туман в скалы, на которых лепились во множестве палатки. Лагерь растянулся вдоль холмов и на вершинах, и на склонах.

– Мы туда направляемся? – Берни указывал на палатки.

– Нам знать не положено. Приказа и бровью никто не оспорил [39] Мартин перефразирует строки из стихотворения А. Теннисона «Атака легкой бригады» ( прим. пер. ). , парень, – отозвался Мартин. Его лицо уже принимало свой нормальный цвет, по мере того как пытка морем подходила к концу. Стоявший сзади Джек гадал о том, где может оказаться Грейс. На некоторых палатках виднелся знак Красного Креста. Мысль о том, что она может быть здесь, совсем рядом и в безопасности, приносила утешение.

– Наше дело – умри, но сделай. Где честь, там отвага и долг [40] Вторая часть строки стихотворения ( прим. пер. ). . – Берни закончил за Мартина фразу.

Сразу же по прибытии они выходят из порта, не зная, куда их ведут, и только переставляют ноги и шагают по гладкому скользкому булыжнику дальше и дальше, через деревни. Они подворачивают лодыжки, натирают до невыносимой боли ноги, а солнце палит, и они только расступаются, чтобы дать проехать лондонским омнибусам и такси, грузовому транспорту и подводам, идущим в обратном направлении. Это везут раненых к побережью.