Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Я почувствовала, что заливаюсь краской.

— Кажется, до сих пор никто мне такого не говорил. — Я заметила это намеренно легкомысленным тоном — просто чтобы парировать столь неожиданное заявление, но, уже сказав, поняла, что действительно так и есть. Даже Майкл мне такого никогда не говорил, ни разу за все то время, что мы были вместе; да-да, в особенности Майкл, всегда не слишком щедрый, даже прижимистый и в своих комплиментах, и в эмоциях, и в деньгах.

— Стало быть, вас до сих пор окружали люди, которые не ценят истинную красоту или, возможно, просто не желают ее замечать. — И прежде чем я успела что-то ответить, он снова вышел.

А когда вернулся, то принес огромное блюдо кускуса — целую гору желтого риса, утыканную кусочками цукини, моркови, фруктами, зеленой фасолью, посыпанную укропом и щедро политую сверху блестящим, напичканным специями соусом. За ним, как крысы за дудочником из Гамельна, явилась целая толпа народу, причем все непрерывно что-то громко трещали: его мать, Айша, трое ее детей (включая ту малютку, что приставала ко мне у входа, требуя бакшиш); потом высокий и очень серьезный молодой человек в костюме, которого мне представили как мужа Айши, Рашида; потом еще один, который смотрелся как более молодая версия Идриса («мой брат Хасан, что по-арабски означает «красивый» — ему это очень подходит, не правда ли?»), — он весь светился сплошными улыбками и исходил любезностями; у него на голове торчали солнечные очки, задранные на лоб; потом вошла еще одна пара, более пожилая («мои дядя и тетя»): мужчина в поношенном халате и унылая женщина с седыми волосами, которая мне торжественно кивнула и вдруг подмигнула. Все расселись вокруг столика на низкие банкетки или кожаные пуфы и, прочитав молитву, принялись есть — быстро и аккуратно, пользуясь только пальцами правой руки, которыми умело сворачивали кускус и овощи в маленькие шарики. Пожилой мужчина слепил здоровенный шар из этой смеси и небрежным жестом забросил его себе в рот с расстояния вытянутой руки — к огромному удовольствию детей, которые тут же попытались ему подражать, но Айша быстро их утихомирила. (Mange, mange 72, - повторяла мне все время мать Идриса, гордая своим знанием французского.)

Я в ответ слабо улыбнулась и перехватила взгляд Идриса. Он ожидающе смотрел на меня, словно ему не терпелось поглядеть, как я буду справляться с подобной необычной для меня ситуацией. Я сжала зубы. Нет уж, решила я, не стану выступать в роли жалкой европейки, не буду просить ни тарелку, ни вилку.

Сунула руку прямо в эту желтую гору и чуть не вскрикнула — еда была страшно горячая. Тут мне пришла в голову мысль воспользоваться в качестве ложки кусочком морковки, и таким образом я умудрилась набить себе рот, не рассыпав все это по столу.

Таджина, которой меня угостили вчера вечером в Дар эль-Бельди, была очень вкусной, но это блюдо оказалось для меня новым походом в мир специй. Более нежный вкус, чем у тайских приправ, более сложный, чем у индийских кушаний, более мощный и претенциозный, чем у блюд китайской кухни, — все давало новые, сильные и незабываемые впечатления.

— Вот, попробуйте. — Младший брат Идриса подтолкнул ко мне кусочек оранжевой тыквы. — Это самое вкусное, мы называем это «берберский сыр».

— Шукран.

Все закивали в знак одобрения моих успехов в их языке, и вскоре все уже вылавливали самые отборные кусочки из горы кускуса и подсовывали их мне, пока я уже была не в состоянии проглотить ни зернышка.

Позднее, гораздо позднее, как мне показалось — после того, как я отбилась от множества вопросов о моей семье, друзьях, моем семейном положении, о жизни в Лондоне, о том, зачем я приехала в Марокко, как познакомилась с Идрисом и почему оказалась в их доме, — я оказалась на плоской крыше с сигаретой, первой за двадцать лет. На вкус она была отвратительна, но я продолжала ее смолить. За сегодняшний день на мои нервы обрушилось столько испытаний, что я решила сделать хоть что-то, чтобы прервать эту цепь неприятностей.

Идрис прислонился к стене, и дым от его сигареты, закручиваясь спиралью, поднимался в тихое ночное небо.

— Ну а теперь рассказывайте, Джулия, почему вы прячетесь от этого мужчины, который именует себя вашим мужем.

Я вздохнула и сделала последнюю затяжку, чтобы отсрочить объяснение. Я ждала этого вопроса с того момента, когда мы уехали из Дар эль-Бельди, и сама еще не знала, как стану отвечать: можно ли довериться во всем этому совсем чужому для меня человеку или лучше пустить в ход какую-нибудь стратегическую ложь? Внизу под нами виднелось то, что осталось от небольшого местного рынка: полосатые навесы, кое-как натянутые на столбах, кучки мусора, гонимые ветром, растоптанные овощи. В центре всего этого сидел тощий кот, на ночь взявший данную территорию под свой контроль; он вылизывал вытянутую лапу. В конце концов я все же ответила:

— У меня есть то, что он хочет заполучить. Нечто ценное.

В темноте было трудно определить, отчего у него блеснули глаза: от любопытства или от алчности.

— Он, должно быть, очень хочет заполучить эту вещь, если отправился следом за вами в такую даль. — Идрис отбросил окурок и затоптал его. Огонек погас. — Или, возможно, он хочет заполучить вас.

— Не думаю.

— Вы это очень уверенно говорите и, смею заметить, с некоторой горечью.

Я пристально на него посмотрела, потом отвернулась.

— Он действительно ваш муж? Или, может быть, когда-то был вашим мужем?

— Нет. Не теперь и никогда прежде. А кстати, почему это вас так интересует? Мы с вами только что познакомились.

— Джулия, я никогда в жизни не видел настолько перепуганной женщины, какой вы были сегодня, в риаде. Этот человек вас чем-то сильно напугал, и мне это не нравится. Но я вам гарантирую, что здесь вы в полной безопасности, и пока вы здесь, вы член моей семьи. Клянусь честью, вам здесь никто не сможет угрожать.

У меня защипало в глазах. Я прислонилась лбом к балюстраде, она была шершавой и приятно холодила мне разгоряченное лицо.

— Вы говорили, что у вас есть знакомый в университете, специалист по корсарам?

Он кивнул:

— Да, это мой друг, Халид. Он историк, читает там лекции.

— Вы его давно знаете? Ему можно доверять?

— Он хороший человек, друг моего отца. Они знакомы с детства, вместе росли в горах. Для меня он как родной дядя. И если вы спрашиваете, можно ли ему доверять, — несомненно.

— А мы сможем с ним увидеться завтра, как вы думаете?

— С утра у него занятия, а после этого он пойдет в мечеть, но, вероятно, мы сможем встретиться вечером. Если хотите, я позвоню ему.

— Спасибо. — Я подняла глаза, ощущая некоторое облегчение.

Но он смотрел не на меня. Его глаза рассматривали что-то в небе за моей спиной.