Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Она спустилась по винтовой лестнице, прошла по узкому коридору, двигаясь на свет, и вышла во двор. Женщины молча смотрели на нее, потом все разом заговорили — но на языке, которого она, к сожалению, не понимала. Потом до них наконец дошло. Одна поднесла сложенные щепотью пальцы ко рту и сделала вид, что жует. Кэт кивнула. Да, она проголодалась.

Ей принесли свежеиспеченного хлеба и меду, миску с липкими финиками и пирожки с орехами, а также серебряный чайник со сладким зеленым чаем. Она съела и выпила все, и женщины запричитали и стали носить еще, пока Кэт не замахала руками, показывая, что уже хватит. Самую высокую из всех троих звали Ясмина, самую младшую — Хабиба, а толстушку Хасна — это они сумели ей сообщить.

Ее имя им произносить было трудно, так что они согласились на просто Кэт.

— А где тот человек, которому принадлежит этот дом? — спросила Кэт. Она показала руками тюрбан, повязанный на голову, встала и стала ходить по двору, имитируя походку предполагаемого хозяина, пока женщины не закричали и не засмеялись. Все, что она поняла из их объяснений, было то, что он куда-то уехал, — одна из них изобразила лошадь, впрочем, это могла быть и лодка; мимы из них были никудышные, как решила про себя Кэт. Но ее купил богатый человек, торговец и воин, — это она поняла из их длинной пантомимы, изображавшей куплю-продажу и бой на саблях; к тому же красивый, если верить Хасне, которая при этом покраснела, хотя остальные махали на нее руками, отрицая это утверждение. Слишком гордый и серьезный, изобразила Ясмина, напустив на лицо мрачное и сердитое выражение; слишком старый, выдала свою версию Хабиба, и слишком грустный — женщина опустила уголки рта, всем и везде понятное выражение горя и печали.

— А когда он вернется?

Никто не знал.

— А что я тут буду делать?

Этого они тоже не знали. Но на следующий день, когда Кэт открыла дверь, то обнаружила на пороге плетеную корзину со свернутым в рулон белым полотном, дюжиной мотков разноцветной шелковой нити, несколькими тонкими иголками из превосходной испанской стали, воткнутыми в подушечку из красного бархата. Так. Раис, должно быть, успел раззвонить о ее талантах вышивальщицы, и ее покупатель решил проверить эту информацию. И может быть, новому хозяину она понадобится не только в роли простой наложницы.

Внизу она обнаружила Хасну и еще одну женщину — они ждали ее во дворе. Кэт кивнула им.

— Добрый день, — сказала вторая женщина, склоняя голову.

Кэт уставилась на нее:

— Вы англичанка?

— Вообще-то голландка, но я довольно неплохо владею вашим языком. Ваш хозяин и платит, чтобы я вам переводила.

Кэт заметила, что слова она произносит со странным ударением и сокращает их, словно глотая некоторые звуки. Она протянула женщине руку:

— Меня зовут Кэтрин-Энн Триджинна. Сюда меня привезли как пленницу, захватили на английском берегу.

Переводчица широко улыбнулась, показав три золотых зуба.

— Ох, да-да, я знаю. А меня зовут Лейла Бринк, меня сюда привез мой свинья-муж, упокой Господь его душу.

— Ох, извините… — начала Кэт.

— Не надо никаких «извините». Никто по нему нс скучает, а я — меньше всех. — У нее было веселое выражение глаз, подведенных сурьмой в соответствии с местным стилем. — Итак, Кэтрин, что ты думаешь о нашем городе?

— Не знаю. Я не понимаю здешних нравов и обычаев. Это все для меня совершенно чужое, трудно понять и принять. Один… мужчина пытался меня убить на невольничьем рынке. Метнул в меня кинжал.

Лейла подняла брови и вздохнула:

— Опять все то же самое! Здесь много фундаменталистов, фанатиков, для которых присутствие живого христианина — это непереносимое оскорбление. Пожалуйста, не суди нас всех по этим безумцам.

Ну хоть какое-то облегчение, пусть и небольшое. Кэт задала следующий вопрос:

— Вы можете мне сообщить имя человека, который меня купил, и чем он занимается? Я еще не имела удовольствия встретиться с ним лично.

Лейла странно на нее посмотрела.

— Его зовут Сиди Касим бин-Хамид бин-Муса Диб. Он занимается благотворительностью, много сделал для города, его здесь очень уважают. Правда, внешне довольно мрачная личность.

— Мне сказали, что он купец и воин.

— Что соответствует истине. У него отличный нюх на доходные предприятия и верный глаз при выборе подходящего для них момента. Он также крупный покровитель искусств и всего такого прочего, а жены и детей у него нет, так что состояние тратить не на кого. Он будет тебе хорошим хозяином, если ты будешь выполнять все его пожелания.

— А в чем они состоят?

— Он сказал, что ты искусная вышивальщица.

Кэт покраснела.

— В Англии у меня была цель стать таковой, но я не имела возможности учиться и заниматься этим профессионально.

— Я имею некоторый опыт по этой части. Мой отец был мастером, членом гильдии в Амстердаме. Через его руки прошли некоторые вещи, считающиеся лучшими во всей Европе.

Кэт прикусила губу.

— А чего хозяин ждет от меня?

— Пошли покажу.

Кэт взяла свою корзинку и последовала за голландкой и Хасной по темным коридорам и по нескольким лестницам. Ее привели в прохладную и ярко убранную рабочую комнату, где трудилось около дюжины женщин и девушек. Вдоль стен здесь было установлено несколько деревянных рам на некотором расстоянии друг от друга, а перед ними, скрестив ноги, сидели работницы, натягивая и расправляя на них куски полотна. На большом круглом столе лежала целая штука толстого белого полотна, большое количество цветного шелка, пара ножниц, несколько рулонов бумаги и крупные куски древесного угля.

Все здесь было очень аккуратно расставлено и разложено по местам, а в самой комнате было тихо, как в школьном классе.

Кэт рассеянно улыбнулась женщинам и присела возле одной из рам, где никого не было. Подвигалась, устраиваясь поудобнее в непривычной позе. Рама, стоявшая перед ней, мало походила на те маленькие круглые пяльцы из ивового дерева, к которым она привыкла в Кенджи. У тех были пружинные зажимы, и поверхность для работы они давали совсем небольшую. Эта рама была больше и более примитивной конструкции, но когда Кэт склонилась над ней и стала натягивать полотно, то сразу убедилась, что работать на ней гораздо удобнее, хотя сидеть, скрестив ноги, было немного странно и неловко. Когда несколько минут спустя девушка подняла глаза, то заметила, что все остальные смотрят на нее — выжидающе и оценивающе.

Она оглянулась на Лейлу несколько сконфуженная.

— Мы что, ждем, когда придет учитель?

— Тут нет никакого учителя. Только ты, — пояснила ей голландка. — Эти женщины умеют вышивать только самые простые деревенские узоры. Сиди Касим хочет, чтобы ты научила их. Так что ты будешь чем-то вроде му’аллема, учительницы, но только учительницы вышивания. Настоящая му’аллема занимается также и моральным воспитанием, но от тебя этого, конечно, не требуется. У него совсем другие планы и устремления.