Юй Хуа - Месяц туманов

— Я в самом деле от всей души тебе благодарен.

Живой Будда как-то сказал мне:

— Не понимаю, чем я мог вызвать его недовольство.

На что я ему заметил:

— На самом деле тебе это точно известно.

— Я сказал, чтобы Самгтан не называл меня прямо по имени. И ещё я заставил его сбрить эти надменные усики.

После того как усы исчезли, выражение лица Самгтана приобрело живость и искренность. Тогда Живой Будда с некоторой грустью в голосе сказал своему школьному другу:

— Вот теперь и ты тоже должен получить буддийское имя.

— Мне не надо никакого буддийского имени, я не собираюсь следовать по этой стезе. Я лишь приехал приобрести кое-какие знания о Каноне.

Эти смелые слова заинтересовали образованного рабжамбу-геше . [40] Рабжамба-геше -научная степень, которой можно достичь, обучаясь в буддийских университетах. Приравнивается к степени доктора. Геше был наставником Живого Будды в области Канона больше десяти лет, но со временем разочаровался в просветлённости и природных способностях подопечного. Геше обратился к Самгтану со словами:

— Я могу тебя просвещать в самой главной буддийской науке — науке о внутреннем . [41] Наука «Адхъятма видья», или «Внутренние науки», — входит в число «Панчавидья» — пяти наук, которые должен изучать любой человек: логика, лингвистика, медицина, искусства и «внутренние науки», говорящие о проповеди Будды «Пяти колесниц». Лишь в ней можно найти неисчерпаемую глубину, лишь её можно назвать неиссякаемым источником сокровенного знания и смысла.

В тот день геше растолковывал Канон Нагараджуны [42] Нагарджуна — основатель философской школы Мадхьямика (санскр. madhyamika, madhyamaka; производное слово от санскр. madhyama-срединный, ближайший к центру) — срединное воззрение, или Шуньявады (учения о пустоте), первой философской школы Махаяны, чьё возникновение в Индии относят ко второму веку н. э. «Мадхьямика-шастра» , [43] «Мадхьямика-шастра», или «Мадхьямика-карикас», — название буддийского канона, который лежит в основе одного из направлений буддизма (махаяна — срединный путь), его автором считается Нагарджуна. поясняя, что все вещи и явления в мире пустотны, но эта пустотность не означает их абсолютного отсутствия. Живой Будда не проявил должного разумения. Самгтан сказал:

— Да, это посложнее математики! — и обратился к Живому Будде: — В школе тебе и математика не давалась, так что нет причин для беспокойства.

После этого заявления Живой Будда перестал заниматься вместе с Самгтаном.

А Самгтан часто сидел на том самом месте, где сейчас сижу я. Он продолжал ревностно изучать Канон. Солнечный свет проникал через окно, оставляя сияющие лучистые пятна на страницах. Самгтан, улыбнувшись, надел солнечные очки, и лучи в тот же миг исчезли, а на страницах осталась лишь мудрость в чистом виде. Он с прискорбием отметил:

— В этом мире никому не дано перечитать всех книг, содержащих мудрость и понапрасну её источающих.

Рабжамбу-геше тогда очень беспокоило, что Живой Будда оставил свои занятия философией и его интересы перешли в область медицины. В комнате для медитаций на стенах появились схема точек диагностики по пульсу и карта жизненных каналов человека.

И как раз в тот день, когда Самгтан размышлял над тем, что ни одному человеку не удастся постичь все тонкости Канона, вошёл геше. Геше со вздохом проговорил:

— Ваша одарённость свидетельствует, что в тот раз ошиблись в выборе Живого Будды.

— Я даже не смею помыслить, что мог бы оказаться Живым Буддой.

— Но это так. Тогда вас не признали.

В тот раз монахи, отвечавшие за пророчество, долго не могли выбрать из двух изящных юношей, оседлавших белых скакунов на берегу Священного озера.

Самгтан завернул свитки с Каноном в жёлтый шёлк и убрал обратно на полку со словами:

— Вот увидите, я уйду.

Выходя, он захватил сумку, с которой сюда пришёл, закрыл за собой дверь и застегнул на руке золотые часы, с которыми приехал сюда; стрелки на них замерли ещё два года назад. Геше просил его объяснить, что всё это значит?

Самгтан ничего не ответил, направляясь к большим воротам. Геше просил его остановиться, но он молчал. Тогда геше решил, что раз в монастыре останется только один превознесённый Живой Будда, то нет иного выхода, кроме как взращивать и поддерживать его величие. К тому же надо было опередить Самгтана и заранее оповестить всех. Но Самгтан, вопреки ожиданиям, сразу направился к воротам монастыря.

Геше остановился у ворот главного храма и наблюдал, как лучи солнца играют среди цветов и дикие пчёлы необычайной красоты кружатся и жужжат над бутонами. Как раз тогда Самгтан и Живой Будда почти одновременно вышли из пустынного храма. И геше услышал, как Живой Будда, провожая приятеля, попросил того привезти сюда радио. И кроме того ещё пошутил:

— Твоим часам, Самгтан, неизвестно точное мирское пекинское время.

Сопровождавший их монашек, мелко засеменив, убежал. А Живой Будда, Самгтан и рабжамба-геше так и остались стоять под лучами высокого солнца, рассматривая облака диковинной формы. Маленький монашек вернулся к ним торопливыми мелкими шажками и заученным голосом радиодиктора чётко объявил:

— Согласно последним сообщениям точное пекинское время — шестнадцать часов ровно.

Этим он рассмешил всех троих.

Самгтан сверил часы, Живой Будда дружески прикоснулся к его плечу и, повернувшись, ушёл в сторону главного храма. Было слышно, как неподалёку в кипарисовой роще несколько монахов упражняются в декламации Канона. Только сейчас геше осознал, что Самгтану пора отправляться в путь. Это было понятно уже из того, что Самгтан, поправив на плече сумку, вздохнул:

— Какая же здесь всё-таки красота! — и обратился к геше: — Я бывал в твоих родных краях, там тоже очень красиво! И летом тоже повсюду гудят пчёлы.

За беседой они незаметно дошли до внешних ворот монастыря, где журчал кристальной прозрачности горный источник.

Самгтан с радостным возгласом вмиг разделся догола и ринулся к бегущему потоку. Этот человек глубоких познаний плескался теперь в мелких водах источника, пускал брызги и волны, фыркая, словно резвый скакун. Он нырнул, играя в воде, словно крупная рыбина. Наконец он стремительно встал на ноги, потряс как следует головой, так что капли серебристыми росинками разлетелись по сторонам. Несмотря на то что птицы по-прежнему продолжали петь, а лёгкий ветерок всё так же овевал берега, весь мир сейчас внезапно замер. Рабжамба-геше заметил, что дымка, появившаяся над водой и скрывшая Самгтана по самую макушку, в ослепительных лучах заходящего солнца чудесным образом превратилась в радужное сияние.