Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Но уж больно непривычно было для меня то, что услышал.

Судя по тону, Оленин переспрашивал:

— То есть сперва произошло то же самое, что должно было произойти по обычаю…

— Так! — дедушка подтвердил это даже с некоторой горячностью. — Если я убил у матери ее сына, но потом прибежал к ней тайно в дом и успел дотронуться губами до ее груди…

— Как младенец, как ее…

— Сын ее, да!.. И я становлюсь им. Вместо убитого… Я им становлюсь для нее. Как он .

— М-да… м-да, — в задумчивости протянул Оленин, качнув головой.

— Но тогда я должен стать настоящим сыном, ыйт!.. Ты понимаешь, Уильям? А они обняли Россию, она простила, что ее детей убили, она поверила… А они полезли у нее по сундукам… по карманам полезли! Как Урусбий Юсуфоков говорит: отняли медные пятаки, которыми у русских прикрывают глаза…

Что это?.. О чем?!

Я ведь не стоял — я тихонько шел. Ударил теперь носком ботинка по задеревеневшему стеблю конского щавеля, и дедушка первый обернулся:

— Ты, мальчишка?..

Тон у него был примерно такой же, каким он прогонял меня обычно от лавочки возле нашего забора — под навесом из шифера… Может, это и там уже говорилось, если Хаджекыз упомянул кузнеца Юсуфокова?.. Но кто тогда — они ? Кто — они ?!

Но дедушка вдруг решил еще и уточнить:

— Когда подходишь к старшим, не забываешь, мальчишка, заткнуть уши?

У меня вырвалось невольно:

— Я тут задумался, тэтэж…

— Это о чем же может думать такой мальчишка, как ты? — насмешливо спросил он. Но какие у него стали при этом глаза!.. Совершенно ясно в них можно было прочесть: даже если ты все слышал — не вздумай спрашивать!

Не знаю: все это время я почему-то не глядел на Оленина, что-то мешало мне, и я никак не мог понять — что ?..

Зато он, Вильям Викторович, даже и глядел на меня будто бы теплее и ласковей… Бывает так?.. Вот он сказал тогда, когда лопату отдавал: мальчик . И будто что-то новое началось в наших отношениях… Как я боялся это разрушить!

За обедом Барон все-таки настоял, чтобы все мы по капельке выпили: пусть Аллах поможет выкарабкаться этому летчику — видно, он неплохой человек. Пожалуй, что и правда — настоящий черкес, если могилу матери не захотел оставлять на волю Псыхогуаше…

Выпили, стали закусывать, и я вдруг вспомнил о терне в своем кармане… Достал горсточку и положил на брезенте среди снеди, которую дала нам с собой Кызыу.

Вильям Викторович взял ягоду и почти тут же радостно скривился:

— Кислинка хороша, ох!

— Раньше считалось, терен — гомыле тех, кого некому в дорогу собирать, — задумчиво сказал дедушка.

Барон вдруг перестал жевать и долго-долго глядел на синие ягоды. Все-таки вздохнул:

— Не поверишь, Хаджекыз — всегда вожу с собой…

— Я об этом и говорю, Анзор, — мягко сказал дедушка.

И Барон вдруг прерывисто вздохнул — тоже длинно и, как ребенок, беззащитно.

— Терен в бардачке и воды всегда беру… родниковой.

— Удивительная вода! — откликнулся Оленин.

Дедушка сказал многозначительно:

— Инал — что ты хочешь!

— Вода такая?.. Сорт, как у минеральной?

— Князь был. Инал, — начал дедушка как всегда неторопливо. — Есть такое учение… мнение?

— Ученое мнение? — подсказал я.

— Пусть будет, мальчик, по-твоему… Да: такое мнение, что черкесы — потомки древних кочевых рыцарей… из Аравии. Много-много лет назад они сперва пришли в Турцию, оттуда переправились в Крым, а из Крыма шли на Кавказ… Вел их князь Инал. И все родники, которые они еще тогда… где только приметили и оставили посуду… где выкопали, чтобы легче вода текла… самая вкусная вода… они ведь знали толк — в Аравии жили. В пустыне. Все лучшие родники от Тамани до Кабарды — Инал звать. Это — с тех пор… Может, поехали?.. Я ведь привез вас, чтобы попрощаться с черкесами… С настоящими, настоящих черкесов мало осталось! Поехали, пока они еще живые, ым? Пока это море, что к нам идет, не погубило их…

Снова мы сидели на бричке, опять я правил лошадьми, постукивали барки, нашептывали что-то ступицы, и пахло разогретой травой, теплым конским потом и катяхами…

И все же что-то вокруг было не так, что-то не так… Оводы, зеленоватые «дзыки», которые могли бы и посидеть на крупе лошадки, пока я не прогоню их кнутом, на самом деле отлетали от конских спин, еще не успев присесть на них. Зато пчела, которая должна была тут же подняться с моей руки, сидела на ней долго и как будто понуро. Когда свернули на проселочную дорогу, на ней показались впереди два жаворонка, и я обрадовался — будут бежать и бежать сейчас впереди, словно показывая дорогу, словно куда-то приглашая… нет!

Жаворонки заторопились навстречу, разбежались по сторонам, юркнули в придорожную траву и снова вместе показались уже за нашей бричкой — когда я, догадавшись почему-то об этом заранее, оглянулся назад… Так они торопились? Куда?..

И бабочки по сторонам от брички летели быстрей обычного. И даже стрекозы, эти вечные, признанные всеми бездельницы тоже куда-то спешили — будто бы даже деловито.

Может, все они тоже ощущали беду, которая надвигалась на них на всех?.. Может, тоже куда-то старались перелететь, перебраться?.. Поменять «место жительства»…

Большой черный шмель с такой силой ударился о грудь Барона и так сердито, прямо-таки угрожающе при этом зажужжал, что Барон невольно отпрянул, сказал с интересом:

— Тю на тебя!.. Повалить хотел — ты гляди!

Впереди послышалось тонкое дрезжание пилы и глухой перестук топоров — я даже вытянул шею: что там?..

Дорога вывела на бугорок, и я невольно натянул вожжи. Впереди лежал тоже порушенный, как бы на кучки — куда черепицу и железо, куда стропила и балки, а куда синие оконные рамы и двери — разобранный аул, в котором теперь, почти везде по дворам, словно торопясь, рубили деревья… Там и тут подрагивали по садам кроны яблонь и начинали медленно клониться к земле. Рушились еще недавно стоявшие вдоль заборов акации, ломали бока и безмолвно распластывались на земле…

— Спешат? — спросил Оленин с ноткой невольной вины в голосе.

Дедушка молчал.

— Опоздали с этим делом, а тут сказали небось — начальство едет, — предположил Барон.

Я показал кнутом на аул и обернулся к дедушке:

— Нам туда?

Глаза у дедушки были плотно зажмурены, я отвернулся. Только потом он положил мне руку на плечо и повел ею в сторону от дороги:

— Видишь, дуб?.. Давай прямиком!

Довольно долго ехали молча… Может, зря мы эту поездку затеяли?

Совсем рядом с бричкой шумно выпорхнула из травы перепелка — даже я невольно напрягся.

— Это она крыльями? — спросил Оленин обрадованно. — Удивительно: как выстрел…

— Любимица Саусруко! — прежним голосом заговорил было дедушка Хаджекыз и почти тут же смолк: я почти ощущал, как он переламывает себя. А что Оленин? Не решался заговорить?..