Леонид Гартунг - Завтра ты войдешь в класс

Опытные педагоги стремятся к тому, чтобы дети знакомились не только с ленинскими идеями, а и с Лениным-человеком, чтобы они стремились стать такими, как он, росли и мужали в обстановке большевистской требовательности к себе, учились ненавидеть ложь и нечестность в любых проявлениях.

…Контрольная по физике. Восьмиклассники решают задачу на движение. Впереди, подперев щеку ладонью, сидит Шурик Григорьев. Посмотришь на него — размышляет, но я подозреваю, что думает он вовсе не об ускорении автомобиля. Раз-другой он бросает взгляд в сторону Клавы Самсоновой. Она сидит через ряд, около окна. Вероятно, Шурик ждет, когда Клава решит задачу и перешлет черновик ему. Кроме того, Шурик незаметно следит за мной, чтобы я не помешал задуманной операции. Вот почему мне приходится все время держать Шурика в поле зрения.

Шурик выжидает, хмурится, задумчиво покусывает кончик ручки. Причем, он несколько переигрывает — на лице его явный избыток глубокомыслия. Должно быть, сам Ньютон не был столь сосредоточен, когда открывал свои знаменитые законы движения.

Таков Шурик — всегда немного артист. А что из себя представляет Клава Самсонова? Это добросовестная ученица, не очень способная к точным дисциплинам, но настойчивая, внимательная, иногда не по-детски рассудительная. Девочка очень честолюбивая, и, может быть, это главное, что побуждает ее учиться на четверки и пятерки. Последнее время она словно оттаяла — исчезла суховатость, сдержанность, на тонких губах появилась улыбка, неожиданно очень добрая и милая, делающая красивым все лицо… И причина, вероятно, в Шурике. После уроков он провожает ее домой, хотя ему вовсе не по дороге. Видимо, ради нее он наглаживает стрелки брюк и меняет каждый день белый воротничок. Посмотришь на Шурика — типичный пай-мальчик. Так и хочется погладить его по головке. Чистенький, причесанный, серьезный, весь воплощение дисциплины и прилежания. Таким он и показался бы, например, новому учителю. Но я знаю Шурика не первый год. И то, что я знаю о нем, меня, честно говоря, не радует.

В семье у него неблагополучно. Отец и мать почти не обращают на него внимания. Оба любят выпить. Дома грязь, беспорядок, неустроенность. Когда отец с матерью ссорятся, Шурику приходится ночевать у соседей. Летом начал покуривать. Несколько раз был замешан в уличном озорстве.

Много внимания уделяли ему и классный руководитель и директор. Приглашали в школу родителей. В результате мальчик дал слово, что не будет курить, стал лучше себя вести на улице, но не беспокоиться за него нельзя. Впрочем, желания у Шурика здоровые: как-то в беседе с глазу на глаз он рассказал мне, что мечтает стать механизатором широкого профиля и что, окончив школу, поедет учиться в Асино.

Контрольная. Во время обычного урока не хватает времени взглянуть на ребят издали. А сейчас мысль забегает на годы вперед, и я вижу перед собой уже не мальчишек и девчонок, которые корпят над задачей, а мужчин и женщин — комбайнеров, шоферов, монтажников, доярок, телятниц, радисток, крановщиц… В их руках сложная современная техника. В работе пригодились и закон Ома, и химические формулы, и алгебраические уравнения.

Так оно и будет. Большинство учеников станут рабочими совхоза. Клава, возможно, как и ее мать — телятницей. За нее, пожалуй, не стоит беспокоиться — уже в школе у нее выработалась привычка к любому делу относиться ответственно. Она любит во всем аккуратность и порядок. А какой комбайнер или тракторист выйдет из Шурика?

Нередко я вспоминаю такой случай. Впрочем, какой это случай. Скорее, так, печальное наблюдение. Дело происходило поздней осенью. Я вышел на опушку леса. Еще в прошлом году здесь была целина, а теперь чернело недавно вспаханное и засеянное поле. Земля, веками лежавшая без пользы, начала служить человеку. Над полем сверкало в солнечных лучах голубоватое небо. Лес с опавшей листвой казался бледно-лиловым, и во всем присутствовало ощущение, что люди и природа хорошо поработали, а теперь, удовлетворенные сделанным, собрались отдохнуть.

Но радость моя оказалась недолгой. Взгляду открылась небольшая поляна, где, судя по всему, недавно стоял трактор. Чернели угли угасшего костра. Подле березы — фанерная бочка, на треть заполненная солидолом. Осенние листья осыпались на его желтую поверхность. Рядом, втоптанные небрежным сапогом в грязь, валялись гайки, несколько болтов, гаечный ключ, отвертка. Какой-то разгильдяй, работая здесь, оставил после себя эти следы неряшества и лени.

Минуло несколько лет, но картина эта ярко запечатлелась в памяти, и теперь, когда мне случается купить в магазине пиджак, с которого осыпаются пуговицы, или зубную щетку, из которой вылезает щетина, мне вспоминается та поляна, народное добро, кинутое без присмотра человеком равнодушным и безответственным. И меня охватывает острое чувство вины. Да, в этом виноват и я… Скажи мне об этом кто-то другой, я бы, пожалуй, возразил: «Виноват? С какой стати? Пусть каждый отвечает за свое дело. Тракторист за трактор и пашню, а я за урок». Но говорит мне это моя совесть, и возразить нечего. Вероятней всего, что там, на опушке леса, ремонтировал трактор кто-то из моих бывших учеников. Какой-то Вася, Петя или Шурик…

Нет, невозможно учителю снять с себя моральную вину. Значит, за годы обучения в школе мы чего-то недодавали будущему рабочему. Чего-то очень нужного. Вовремя не заметили, не обратили внимания. И так бывает нередко.

А если присмотреться к нашему Шурику? В его привычках много такого, что вселяет тревогу. В первом классе он, помню, пищал:

— У меня перышко сломалось.

А теперь басит:

— У меня паста кончилась.

И вечно опаздывает. Посреди урока приоткрывается дверь и раздается виноватое:

— Можно?

Надоела его небрежность. Если принес тетрадь, то забыл дома задачник. Если на месте задачник, то потерял циркуль или линейку.

Нередко Шурик приходит в школу на двадцать минут раньше, чтоб не спеша «перекатать» задачу из чужой тетради. Товарищи относятся к этому, как к невинной проказе, а если взглянуть серьезно, то не есть ли это попытка прожить, не производя усилий, поживиться за чужой счет.

Некоторые учителя считают его ленивым. Об этом мы не раз спорили в учительской. Я думаю, ленивым его назвать нельзя. Он посещает кружок «Умелые руки», с интересом возится с физическими приборами, читает научно-популярные журналы. А вот выучить формулы не хочет. Слишком это скучное для него дело. Готов бескорыстно помочь в любой работе, а то, что обязан выполнять, — не заставишь. Детство? Отчасти. Характер его далеко еще не сформировался, хотя пора бы уже начинать взрослеть. Пора бы, но Шурик есть Шурик — прежде всего, живой, непоседливый мальчишка, которому приятнее бродить по лесу, чем потеть над задачами. Мальчишка, способный и на хорошее и на плохое. Весь он полон противоречий, и предсказывать что-либо рано. Ясно одно — очень, очень трудно придется ему, когда он встанет у штурвала комбайна или у станка на заводе. Тяжело окажется преодолевать неряшество, неумение подготовиться к работе, привычку опаздывать. Возможно, пройдут годы, прежде чем Шурик, как говорят, войдет в ум и сумеет выработать в себе черты хорошего рабочего. Но зачем откладывать это на завтра? Почему уже в школе не воспитывать полезные привычки и качества?