Леонид Гартунг - Завтра ты войдешь в класс

Точность — неотъемлемое качество хорошего учителя. Сейчас не прадедовские времена, когда крестьянин вставал с петухами, а ложился с закатом солнца. Тогда большего и не требовалось. Работал крестьянин на единоличной полосе, и никто от него не зависел. Но мы живем в мире развитого общественного производства, когда неточность одного нарушает слаженную работу целого коллектива. И это надо объяснять детям, чтобы они знали, что требование точности — не прихоть учителя, а необходимость, продиктованная интересами дела.

Вспомните, как у нас иногда бывает. Пора начинать, например, праздничный вечер, а все еще кого-то нет, кого-то ждут, за кем-то посылают, что-то ищут и не могут найти, кто-то закапризничал и отказывается от роли, а ребята в нетерпении приподнимают занавес и от скуки начинают озоровать.

Не менее важно чувство ответственности, возникающее отнюдь не стихийно. Его надо воспитывать. Полезно ввести строгое правило: «Выполнил поручение — отчитайся». И желательно, чтобы поручения чаще исходили не от учителя лично, а от класса, отряда, комсомольской организации. А бывает и так, что мы поручаем, потом сами забываем, кому что поручили. Так и возникает безответственность.

А наказания? В разумной дозировке они, конечно, укрепляют дисциплину. Но у иных учителей они сыплются, как из рога изобилия. За пустяковую шалость требуют извинений перед классом, унижают ученика, посылают за родителями, ведут «на расправу» к директору и т. д. Бывает, что дело и не в шалости. Я, например, знаю случай, когда ученик был удален из класса только за то, что указал учительнице на ее ошибку. Она прикрикнула, потребовала, чтоб он замолчал, но он настаивал на своем и в результате оказался в коридоре. И, между прочим, я не заметил у него ни обиды, ни возмущения. Он смеялся — слишком уж нелепым казалось ему наказание.

Такие наказания только вредят. Если наказание необходимо, оно должно быть справедливым и вызвать у школьника глубокие переживания и размышления.

Есть дисциплина страха, но она недорого стоит. Не вечно же жить человеку в стенах школы!

Есть дисциплина интереса. Учитель рассказывает так, что дети слушают, боясь пропустить слово. Шалости забыты. Это, конечно, неплохо, и все-таки подобная дисциплина пассивна. Она не требует от ребенка работы над собой.

И есть, наконец, дисциплина сознательная. Ее можно выработать только в коллективе. При этом важно, чтобы в школе были единые требования. Какими бы качествами и талантами учитель ни обладал, — если он действует в одиночку, в отрыве от своих коллег, настоящей дисциплины ему не добиться. В лучшем случае он установит порядок на своих уроках. Если один учитель правильно требует, чтобы дети поднимали руку, а другой позволяет выкрикивать с места, ясно, что второй сводит на нет усилия первого. А мало ли случаев, когда один учитель справедливо строг, а другой, напротив, подчеркивает свою «доброту», чтобы поправиться детям? Они ведь — народ смышленый, наблюдательный. Быстро «подлаживаются» к разным учителям. Так воспитываем мы не дисциплину, а приспособленчество.

Преподаватель подчас устал, чем-то расстроен, нездоров, но при любых условиях он обязан владеть собой. Это не значит, однако, что ему следует быть этаким «добреньким дядей».

Помню, однажды, в первый год работы, ко мне на урок пришла завуч школы, очень хороший педагог и добрый человек, Мария Петровна Медведевская. Мне, вообще говоря, повезло, что я начинал работать под ее руководством. Тема урока была довольно скучная, а я по неопытности не сумел сделать ее интересней. На задней парте сидели трое мальчишек и мешали мне — разговаривали, толкались локтями, смеялись. Меня сердили их выходки, но я, сдерживая себя, изредка оборачивался к ним и просил:

— Тише.

Именно просил, а мальчишки не обращали на мои просьбы никакого внимания. «Хотите сорвать урок? — думал я. — Нет, это вам не удастся».

После звонка, в учительской, Мария Петровна с возмущением спросила меня:

— Послушайте, почему вы все это терпели?

— А что я мог сделать? Удалить их из класса?

— Не обязательно. Вы должны были рассердиться, а не изображать из себя человека, которому все на свете безразлично! Педагогический гнев — это тоже средство воспитания. Да, нужно было разгневаться и со всею страстью высказать свое отношение к их проделкам. Ваш гнев должен быть целенаправленным, управляемым. Нельзя, конечно, терять над собой контроль. Ваш гнев должен словно ярким пламенем осветить ученикам все безобразие того, над чем они не задумывались. Он должен морально возвысить вас и морально разбить тех, против кого направлен.

Я не поручусь, конечно, что Мария Петровна высказалась именно так, но смысл я запомнил совершенно точно. Я понял, что не всегда надо сдерживать себя. Причем лучше требовать не от своего имени, а от имени всего класса или даже школы.

Чтобы дети усвоили не отдельные правила поведения, а выработали в себе привычку к дисциплине, чтобы она вошла, так сказать, в их плоть и кровь, нужна отличная организованность во всем, что делается в школе. Именно во всем — без исключения. Уже ступая на крыльцо школы, ребенок должен ощущать атмосферу порядка, чистоты, продуманного удобства, которые возымеют еще большее воспитывающее значение, если в создании их будут участвовать сами дети. Тогда ученика покоробит плакат или объявление, криво висящее на одной кнопке, возмутит лужа у бачка с питьевой водой, разбитое стекло, изрезанная парта.

Сознательная дисциплина выражается не в том, что дети правильно ведут себя при учителе, а когда они действуют дружно и организованно, добиваются поставленной цели без него, самостоятельно.

Но в требованиях порядка и организованности не следует перегибать палку. В школьной жизни необходимы и смех, и шутка, и танцы, и веселая музыка. Чтобы школьные годы запомнились как светлое, радостное и красивое время.

Антон Семенович Макаренко — замечательный советский педагог — правильно утверждал, что дисциплина в нашем обществе — это явление и нравственное, и политическое. Да, сознательная дисциплина — это не только неотъемлемое качество советского гражданина, но и важнейшее условие силы и единства нашего социалистического общества.

Когда рождается гражданин? Да, действительно, когда? Может быть, когда к ножке жалобно попискивающего новорожденного медсестра привязывает номерок — первое его удостоверение личности? Или когда в загсе заполняют хрустящий бланк свидетельства о рождении и в книге актов гражданского состояния появляется еще один Юрий или Татьяна? Или это происходит шестнадцать лет спустя, когда юноша или девушка с волнением и гордостью рассматривает первый свой паспорт?