Ричард Роупер - Как не умереть в одиночестве

Прежде чем идти, Эндрю погуглил паб в интернете и заволновался: не окажется ли заведение опасно «крутым», на что намекали грозные фотографии меловых досок у двери с агрессивными обещаниями – при 50-процентной точности – «пива и хорошего времяпрепровождения». Однако, оказавшись на месте, Эндрю с облегчением обнаружил, что все вполне нормально, по крайней мере, снаружи. Тем не менее Эндрю трижды прошелся мимо паба, делая вид, что разговаривает по телефону. Так что, если бы Пегги или ее друзья заметили его изнутри, они подумали бы, что он просто заканчивает разговор. Фактор времени имел важнейшее значение. Если прийти слишком рано, придется волей-неволей заводить разговор. Если прийти слишком поздно, будешь чувствовать себя чужаком. Идеальный вариант – появиться так, чтобы успеть поздороваться и сразу же вступить в игру; тогда общее внимание переключится на вопросы и никто не будет чувствовать себя обязанным втягивать его в разговор.

Проходя в очередной раз мимо окна, Эндрю заметил группу людей в дальнем углу. Это были они. Пегги сидела рядом с мужчиной в кожаной куртке, с длинными каштановыми волосами и бородкой-эспаньолкой. Предположительно, Стив. Он, похоже, рассказывал анекдот, и, по мере приближения к кульминационному моменту, жесты его становились все шире и выразительнее. Стив ударил кулаком по столу, и остальные рассмеялись. Несколько человек, стоявших у бара, оглянулись посмотреть, в чем причина шума. Эндрю отметил, что Пегги присоединилась к общему веселью без особого энтузиазма.

Эндрю уже протянул руку к двери, но в последний момент остановился.

Это все не его. Он никогда этим не занимался. Что, если он не сможет дать ни одного правильного ответа? А если его втянут в жаркие дебаты и поставят перед выбором – принять ту или иную сторону? Что, если до победы останется один шаг и он все испортит? К тому же игра вряд ли будет идти без перерыва, в ней возникнут паузы, и его станут расспрашивать о личной жизни. Эндрю знал, как и что отвечать своим коллегам на вопросы о семье. Мог предсказать, о чем они спросят, и знал, как уклониться, уйти в сторону еще до того, как разговор пойдет в нежелательном направлении. Но здесь его ждала незнакомая территория, на которой легко попасть в ловушку.

За спиной остановилась машина. Кто-то вышел, прозвучало знакомое «доброй ночи», означавшее только одно. Эндрю повернулся и увидел желтый огонек такси, желанный, обещающий убежище маяк. Эндрю метнулся к машине, выпалил на одном дыхании свой адрес, рванул дверцу, бросился в салон и бухнулся на сиденье. Сердце колотилось, как будто он удирал после ограбления банка. Через четверть часа Эндрю стоял у дома – вечер закончился с убытком в двадцать фунтов, и он даже выпивки себе не купил.

В коридоре, на коврике под дверью, лежал конверт. Обычный почтовый мусор, подумал Эндрю, поднимая его, но, перевернув, увидел, что его имя и адрес написаны шариковой ручкой. Он торопливо сунул письмо в карман и быстро поднялся по лестнице в квартиру, подгоняемый настоятельной потребностью поставить как можно скорее музыку и запустить по рельсам поезд.

Опустив на пластинку иглу и прибавив звук, Эндрю встал на колени и переложил рельсы так, чтобы из двух петель получилась одна. Потом, запустив поезд, он сел внутри построенного заново кольца и подтянул к груди колени. Теперь Эндрю успокоился. Теперь все было под контролем. Завывала труба, звенели, сшибаясь, цимбалы, и поезд, посвистывая, катился вокруг него по рельсам, защищая и оберегая.

Спустя какое-то время Эндрю вспомнил про письмо в кармане. Он вытащил его, вскрыл, достал листок. И в нос сразу же ударил густой запах лосьона после бритья.

«Ты сбежал и даже не дождался оглашения завещания Сэлли. Паршивец. Ты ведь знал, да? Потому что я-то точно не знал. Двадцать пять тысяч. Думаешь, она оставила их мне, да? Как-никак, мы же пытались построить бизнес – такая была мечта. Можешь представить, какой это был шок – узнать, что она решила оставить деньги не мне, а тебе.

Может, теперь ты поймешь, как грызло ее чувство вины, а все потому, что ты так и не простил ее, хотя она делала все, чтобы помочь тебе. Ты тяготил ее, как кирпич на шее. Что ж, надеюсь, теперь ты счастлив. Оно ведь того стоило, а, Эндрю?»

Эндрю несколько раз перечитал письмо Карла, но так ничего и не понял. Сэлли отдала ему деньги? Если так, то наверняка кто-то допустил административную ошибку. Поставил «галочку» не в тот квадрат. Так и никак иначе, поскольку альтернативное объяснение – что случившееся было ее предсмертной попыткой все поправить, избавиться от чувства вины, с которым Сэлли жила и от которого Эндрю мог и должен был освободить ее, – представлялось настолько отчаянно печальным, что ему не хотелось об этом и думать.

Следующие три месяца прошли в тревожном ожидании. Каждый раз, возвращаясь домой, Эндрю с ужасом представлял появление еще одного адресованного ему письма с паучьим почерком Карла.

Письма приходили нерегулярно. Иногда по два или даже три в неделю – с пятнами от слез и кляксами, – а иногда и ни одного на протяжении четырех недель кряду. Но все были пропитаны злостью. «Ты – жалкий, трусливый, никчемный, ты не заслуживаешь прощения Сэлли» – так заканчивалось последнее послание. Интересно, размышлял Эндрю, удивился бы Карл, узнав, что он полностью согласен с такой оценкой?

Каждый раз, открыв дверь и обнаружив письмо, Эндрю устало тащился наверх, садился на кровать и вертел конверт в руках. Он говорил себе, что это нужно прекратить, не вскрывать их, но не мог вырваться из неумолимого круга: чем больше он читал, тем тяжелее давил груз вины, тем глубже проникала уверенность в правоте Карла. После того как Карл еще раз возложил на него ответственность за нездоровье Сэлли – мол, это он не сделал и шагу ей навстречу, – Эндрю, размышляя об этом, стал и сам склоняться к такому же выводу.

По прошествии времени ощущение нормальности стало возвращаться, потому что изменилось отношение к нему коллег. Если раньше в разговорах с Эндрю Кэмерон клал руку ему на плечо, смотрел печальными, на выкате, глазами, сдвигал брови и клонил набок голову, то теперь – вот спасибо! – это прекратилось. Потом и Кит, недолго удерживавший себя в узде, вернулся к привычной роли законченного мерзавца. Эндрю вздохнул наконец с облегчением.

После нескольких прерванных попыток он все же набрался храбрости рассказать о Сэлли в чате.

«Привет, парни. Извините, что приумолк в последнее время. Печальная новость. Я потерял сестру. И, сказать по правде, еще не совсем очухался».

Едва поместив пост, Эндрю засомневался в правильности такого решения, но все отозвались сочувственными, взвешенными сообщениями и, демонстрируя трогательную солидарность, поменяли аватарки с танцующих помидоров и жизнерадостных толстячков-кондукторов на более соответствующие неброскому небесно-голубому квадрату товарища.