Нгуен Туан - Тени и отзвуки времени

Но пришельцы ничего не ответили на приглашение, продолжая шептаться во дворе. Временами они повышали голос, и хозяйка могла разобрать отдельные фразы: «Да нет, у старика Ли Вана не было причины… Если на «дело», почему так внезапно?.. Мы всегда «работали» вместе».

А потом, затянувшись со свистом разок-другой из кальяна лаосским табаком, они вдруг ушли прочь, попрощавшись невнятно. Ушли и забыли возле хозяйского кальяна с длиннющей — в добрых полтора тхыока — трубкой круглую табакерку, на крышке которой, сделанной из засушенной кожуры апельсина, чьей-то искусной рукой была вырезана оскаленная морда тигра.

Владелец табакерки (звали его Кай Сань) славился на всю округу как первый гуляка и лихой парень. А среди вольных бродяг и гулящих девиц имя его произносилось с величайшим почтением. И те из братвы, кто еще не был с ним знаком, мечтали попасть в его компанию, чтобы кое-чему поучиться у «мастера». Был, правда, слух, будто Кай Сань вовсе не думает о наживе, а ходит на «дело», чтобы отбить добро у власть имущих и оделить им простой люд. Поговаривали даже, что Кай Сань знавал самого господина Тхама [143] Господин Тхам — Де Тхам (Хоанг Хоа Тхам; 1845–1913), выдающийся вождь антиколониального движения; возглавлял длившееся двадцать пять лет восстание в округе Иентхе (Северный Вьетнам); после поражения главных сил повстанцев был убит предателями. и любит поговорить — само собою, с ближайшими друзьями — о событиях в округе Иентхе.

Да люди знали прекрасно не только личность Кай Саня; им известна была наперечет каждая вещь, которую он носил при себе: нож с двумя лезвиями, табакерка… Знаменитый нож с двумя лезвиями Кай Сань не часто пускал в ход. Зато уж если он доставал свое «перо», дело пахло кровью. Но даже в минуту крайней опасности, когда он убивал, чтобы выжить, Кай Сань никогда не забывал оружие на месте поединка. Нож, только что рассекший живую плоть и еще не остывший от горячей крови, спокойно укладывался в длинный кожаный кошелек. Не счесть, сколько таинственных страшных историй об этом ноже разнесла повсюду молва, да и вокруг табакерки Кай Саня тоже сплелось немало былей и небылиц.

Случалось, если долго не подворачивалось стоящего дела и находила полоса безденежья, Кай Сань заглядывал в придорожные лавочки и харчевни, брал все, что ему было надобно, и потом вежливо говорил хозяевам:

— Ах, какая досада, не захватил из дому денег. Возьмите, прошу вас, в залог эту вещицу, а я на днях загляну к вам и выкуплю ее.

«Этой вещицей» и была табакерка с тигриной мордой на крышке.

Но хозяева придорожных лавчонок сами промышляли воровством и разбоем. И только когда не ходили на «дело», зарабатывали деньжата, наливая в плоские глиняные чашки измученным жаждой путникам горячий и духовитый зеленый чай. Наклонясь над чайником, они из-под прищуренных век тайком оглядывали гостя, как бы пересчитывая каждый донг в его холщовой котомке. Слухом земля полнится: все они знали заветную табакерку Кай Саня, и всякий раз, когда он с независимым видом предлагал ее кому-нибудь из хозяев в залог, они отмахивались от него и говорили:

— Да что вы, какой залог?! Сумма-то — сущая безделица. Будет время, занесете должок, чего зря беспокоиться.

Сегодня, явившись с дружками к Ли Вану и не застав его дома, Кай Сань нарочно забыл табакерку: хозяин, вернувшись, увидит ее, все поймет и тотчас пошлет за ним. Им и впрямь срочно надо поговорить. Забытая табакерка — условный знак Кай Саня: собираемся на «дело».

А простодушная жена Ли Вана убивалась да сетовала: гости, мол, и мужа не повидали, и забыли ценную вещь. Отсюда небось до них не один день ходу, когда еще вернутся они за табакеркой. Жаль, поздно она спохватилась, разве их теперь догонишь?

Еще один день подошел к концу.

На другое утро снова залаяли за воротами собаки. Жена Ли Вана — она хлопотала на кухне — бросила все, решив, что вернулся муж. Но нет, явился еще один диковинный гость и пожелал видеть хозяина. Он говорил, глотая слова, как человек, которому вечно некогда. Хозяйка хотела узнать его имя, но гость лишь засмеялся в ответ. На лице его, черном, словно обгорелая свая на пожарище, сверкнули беззаботною белизной два ряда зубов. Он кинулся к правой стене дома, схватил прислоненную к ней лопату и, выхватив из кармана кинжал, одним поворотом лезвия вырезал на рукоятке ровное, будто выточенное на станке, кольцо. Сунув лопату хозяйке, он сказал:

— Покажите муженьку метку, как вернется. Я завтра к вечеру загляну еще раз.

Жене Ли Вана опять оставалось лишь кивать да поддакивать. Сколько уж лет вроде прожила с мужем, детей завели, а что у него такие странные друзья, и не знала.

Наконец-то Ли Ван вернулся. И сразу, не сбросив головной повязки, не сняв платья, растянулся на лежанке. Жена елейным голосом предлагала ему отведать риса с приправами, съесть похлебки, даже — выпить водочки, но он на все отвечал отказом и только, раскинувшись на спине, глядел на стропила и тер правой рукой лоб. Желваки ходуном ходили на скулах, лицо рассекли морщины: его неотступно терзала какая-то мысль.

Жена осторожно приблизилась к Ли Вану:

— Пока тебя не было дома, гостей у нас перебывало десяток — не меньше. И хоть бы один назвался по имени. Правда, какой-то ловкач вырезал на черенке лопаты кружочек. Покажи, говорит, мужу, как вернется.

И она показала мужу лопату.

— А, Фо Кинь! — закричал он. — И давно они приходили?

— Кто — когда. Этот, с кинжалом, был вчера утром. Обещал сегодня к вечеру вернуться.

«Я-то как раз искал Фо Киня, — подумал Ли Ван, — вот и прекрасно. Теперь при таком молодце мне бояться нечего…»

Вдруг он резко приподнялся и сел: на глаза ему попалась стоявшая у краешка алтаря маленькая табакерка. Он схватил ее и уставился на крышку с тигриной мордой.

— А-а, эту вещицу забыли гости. Приходили целой компанией; говорили, вроде они из Тамтонга. Я-то с дитем завозилась, пока углядела ее, их уж было не догнать.

Но он уже не слышал слов жены, прищурясь, с улыбкой разглядывал он табакерку и говорил, словно во сне:

— Кай Сань!.. Ну, будет «дело»… Все ребята в сборе — и Фо Кинь с «перышком», и Кай Сань со щитом. С ними не пропадешь. Я все боялся, не найду их. А они-то небось уже встретились. Держу пари, к вечеру оба здесь будут.

Он тотчас отправил жену за водкой, наказав взять десяток бутылок, и притом — наилучшей. Потом заорал слуге, чтоб ставил на огонь котел с водой: надо будет разделывать свиную тушу.

Жена и не думала перечить. С первого дня в семье у них каждое слово Ли Вана было законом. Ну а если он повышал голос, тут уж все сломя голову кидались исполнить его волю, словно солдаты приказ главнокомандующего.

Слуга поволок за дом свинью — колоть, минуту спустя оттуда донесся ее горестный визг.