Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

— Говори, я готов, — Рычагов поудобнее устроился, хотя зябко поежился. — Дрянь дело, мокрый весь, могу простудиться. А ты?

— Мне все равно, — ответил Дорогин.

— А я что-нибудь накину, — Рычагов взял куртку, в которой Тамара выходила во двор, накинул на плечи, уселся в кресло, поднял бокал с коньяком и посмотрел на Сергея. — Ну, я слушаю.

— Ты говорил про то, что тебе надоели эти бандиты, все эти мерзавцы и сволочи?

— Да, говорил, это действительно так.

— А еще ты говорил, что у тебя нет другого источника существования?

— Да, нет и придумать не могу. Не брать же мне деньги с ветеранов, пенсионеров и инвалидов? Не брать же мне деньги у Пантелеича?

— Да, это не дело. А у меня есть деньги, вернее, их нет, но я знаю где их можно взять.

— Что? — подался вперед Рычагов.

— Я знаю, где есть много денег.

— И я знаю, — рассмеялся Рычагов, — где есть много денег — в федеральном, или как он там называется, — государственном банке, много денег, в коммерческих банках полным-полно денег. Что ты предлагаешь? Поехать туда, нагрузить полный багажник? Мол, где много, там пропажи малого не заметят.

— Нет, я не предлагаю грабить, я просто знаю где Резаный спрятал деньги.

— Данилин спрятал деньги?

— Ты, наверное, Геннадий Федорович, ничего не понял. Хоть ты помогаешь бандитам, режешь их, зашиваешь, но соображать не научился.

— Я что-то не пойму, куда ты клонишь, Сергей.

Рычагов предвидел, что Дорогин рано или поздно откроется ему до конца, тенденция была налицо. Абсолютно одинокий человек, просто обязан кому-то поверить. Но хирург решил, что будет лучше, если он сыграет простака.

— Так я тебе скажу, куда я клоню. Но будь внимательнее и не падай со стула.

Рычагов подвинул к себе пачку сигарет, лежащих на дальнем углу стола, вытащил чуть намокшую сигарету, не спеша закурил.

— Ну-ну, давай, валяй. Приятно послушать на ночь сказку.

— Это не сказки. Как ты думаешь, почему они все так бегали вокруг Резаного? Только не говори мне, что все его любили за добрый нрав и хорошие манеры.

— А почему? Ты сам это сказал — добрый нрав…

— За это его и пристрелили в палате.

— У кого-то, наверное, были с ним счеты, кому-то он дорогу перешел.

— Слушай, Рычагов, кто такой Резаный я узнал не здесь, не в больнице.

— А где же, интересно?

— Я узнал это еще в следственном изоляторе не год и не два тому назад, там меня мурыжили три месяца. Да-да, в следственном изоляторе, а потом в тюрьме. Вот что я тебе хочу сказать: Резаный был очень богатым человеком. Но у него хранились чужие деньги.

— В каком смысле? — мгновенно посерьезнев, спросил доктор Рычагов.

— Он держал воровской общак, распоряжался им.

— Не может быть!

— Он был вором в законе, одним из самых уважаемых воров в России. Но себя не афишировал, как другие, не ездил на «мерседесе» и охраны у него не было двадцать человек. Он подкармливал, грел деньгами зоны. Он, он! Я это знаю, слышал сотни раз. О нем в тюрьмах легенды ходят.

— Ходили, — пошутил Рычагов.

— Ходили и будут ходить. Так вот, весь шум, вся возня вокруг Данилина — из-за денег.

— В общем, похоже на правду, — сказал Рычагов, — я помню сколько машин стояло во дворе, помню тех людей, которые подходили ко мне пожать руку за хорошо проведенную операцию.

— Я уже тогда был в сознании и все слышал. И если я чего-то не напутал, то я слышал как Резаный ночью заговорил.

— Ты слышал, как он заговорил?

— Да. Это было накануне, перед тем, как меня увезли из палаты. Да и увезли меня по приказу Чекана только потому, что они боялись — Резаный придет в себя и начнет говорить, а кто-то посторонний может услышать.

— И что, ты думаешь, они не нашли общак, они не знают, где он?

— Думаю, да.

— А ты знаешь? — каким-то странным, немного дрожащим голосом спросил Рычагов.

— Думаю, что знаю.

— И ты что, предлагаешь мне воспользоваться деньгами воров?

— Ты же ими и так пользуешься. Вот сейчас чьи ты деньги давал Тамаре?

— Да, ты прав.

В бутылке еще оставалось чуть меньше половины. Дорогин взял ее за горлышко, повертел в руке, как бы прикидывал, остановиться или продолжать пить.

— Ну, что ты тянешь? Наливай, наливай, — нервно бросил Рычагов.

По резким движениям, по интонациям голоса было понятно, что он взволнован, взволнован невероятно. Подобного предложения он не ожидал. Он был готов на все, что угодно, по природе был авантюристом, но подобный выбор ему предстояло сделать впервые в жизни.

Дорогин поставил бутылку на середину стола. Рычагов потянулся к ней, куртка сползла с его плеч, упала на пол, но он даже не обратил на это внимания. Его знобило, и было непонятно, то ли это от холода, от дождя, от того, что он промок, то ли от нервов.

А вот Дорогин оставался спокоен и невозмутим. Лишь его глаза блестели и губы странно кривились в демонической улыбке.

— Тебе хорошо, — вдруг сказал Рычагов.

— Чем же это мне хорошо?

Рычагов схватил бутылку, наполнил свой бокал и залпом выпил.

— Тебе, собственно говоря, нечего терять. Ты на нуле, у тебя кроме собственной жизни ничего нет.

— По-моему, все в таком положении. Ты обременен работой, больницей, домом, обязательствами. А в целом, кроме своей жизни у тебя тоже ничего нет. Ты ничем не располагаешь на правах собственности. И как я уже понял и понял твердо, что ты в один момент все можешь потерять, и даже по независящим от тебя обстоятельствам.

— Потерять?

— Да, конечно, так, как потерял я. Ведь по большому счету ты принадлежишь бандитам, ты их собственность. Ты даже не сможешь отказать им если они тебя прижмут. Разве я не прав?

— Прав, — выдохнул Рычагов.

— И что, ты не хочешь вырваться из этого круга?

— Нет, я боюсь попасть еще в большую зависимость. Ты знаешь, что они сделают с нами, если мы позаримся на их деньги? Даже не украдем, просто они узнают о наших намерениях?

— Кто не рискует, тот живет впроголрдь, — проговорил Дорогин, налил в бокал на один глоток, повертел в руке, согревая коньяк. — Что ты думаешь?

— А, была не была, — дернувшись, махнул рукой Рычагов.

Дорогин даже не стал пить свой коньяк, он через стол протянул ладонь. Хирург не пожал ее, а просто ударил ладонью о ладонь, как это делают торговцы на базаре.

— Я знал, что ты согласишься. И не обижайся на меня, что я угробил Винта.

— Я и не обижаюсь, туда ему, подонку, и дорога.

— Вот видишь, ты уже начал рассуждать как нормальный мужик. Хотя мне и жаль твоей работы, зашил ты его на славу.

— Да уж, попотел, ничего не скажешь, и Тамаре досталось.

— Ей ничего говорить не надо, — предупредил Дорогин.

— А я и не собирался.

— Но ведь у вас же с ней…

— Да брось ты, мало ли чего случается.

— Но ты ей нравишься.

— По-моему, ты тоже ей нравишься.