Никита Немцев - Ни ума, ни фантазии

Ну если электричество, да? Транс полетел, дымится весь, да? А люди без света сидят, лучину жгут — как дикие какие-нибудь. И тут приезжаем мы — с чемоданом: полторашка, скрутка, обалделка, байдометр. Там женщина пассатижами пользоваться не умеет, а у нас инструмент на любую катастрофу, представляешь? Ну что: починим, с матюгами пополам, фазу потрогаем, всё по технике безопасности… Вроде работает. Как? Сами объяснить не умеем. А женщина заулыбается, деньгу́ тянет. Мы ей: «Не положено!». Она нам: «Положено, положено!» А мы тогда табуреточку за порог ставим — чтоб на неё подношение ложила. Тут, парень, целая наука!

И вот идём мы как-то с Петровичем и Михалычем в машину. Я в руке пятьсот рублёв мну. Михалыч зыркнул на них и говорит:

«Как думаете, что раньше было? Человек поработал или человеку заплатили?»

Петрович почесал подбородок и говорит:

«Да, думаю, вперёд брали».

«Тупой вопрос, — говорю я. — Ты зарплату и работу зря дро́бишь. Это две стороны одной байды: типа как электричество с магнетизмом. И до конца — тоже не изучено». — Мы вышли из лифта.

«Типа, кто работает, тому работой упло́чено?» — Петрович говорит.

«Ну чё ты ту́пишь? — Я ему. — Вопрос в том, кто лампочку первую зажёг». — Сели в машину, и я потерял мысль. Говорили о правиле пятёрки

Мысль нашлась по дороге: замученная вся. Я в окно лобовухи смотрю — и её прям вижу. А она настырная, шепчет: «Нет Высшего электрика». Я ей: «Да ну брось!» Она мне: «Вы все вместе и есть Высший электрик». Я ей: «С электропрофсоюза, чтоль?» Она мне: «И электрики, и лампочки, и клиенты, и начальники, и леса с городами». Я ей: «И где электрик твой лампочки зажигает?» Она мне: «Внутри себя». Ты представляешь?

Ну, я что — давай руки потирать. Выходим на мороз — дышу на них. Думаю, как мужиков сейчас обрадую! Сейчас-то — не сейчас, мы сначала к телефонной барышне зайдём, а потом скажу. Заходим: вижу — электроны в воздухе носятся: хорошо мне делается. За столом — начальство на каблуках.

«Маргарита Семёновна, — говорит ей Петрович. — А Валерий Палыч взятки берут. Сам сегодня видел. А ещё ко мне пристаёт».

Ну, суматоха, конечно, кутерьма там всякая — через недельку попёрли меня. Ну, я сам ушёл, точнее. Я спросил у Петровича, чего он свинью мне подложил. А он мне: «Думаешь ты много, вот что». На самом деле в начальники бригады рвался как ошпаренный. А сам полутехник, блин.

Напился как зюзя я — что ещё оставалось? Встаю, понимаешь ли, с утра. Голова трещит, как сломанный пред. Думаю этой фонящей головой. Где не так поступил? Кого обидел? Бабу какую? Да я от баб лет десять руки умыл. И тут дотумкал: это когда подумал, что мужики мыслёхе той порадуются! Тут меня Высший электрик и херанул.

Решил, в общем, я не кубатурить: ни «хоть бы!», ни «хоть бы не!». Решил — не думать если, так точно не прогадаю. Это, кажется, у кого-то из ваших было — ну, из азиятов. А! Ты не азият? Прости, глаза узкие просто. Ну да, не спамши, понимаю. Ну вот: решил я не думать, — а мне кроссворды попадаются, на телеке включается «Что? Где? Когда?». Ну я что — фрезеровщиком устроился. Устроился и тут же подумал: как бы палец не отчебурашить. Ты представляешь?

Короче — смотрю я, а всё меня на мыслю толкает: а додумать-то — не даёт. И вот засада-то какая — уточнить у Высшего начальства нельзя. Телефон-то, блин, не оставили. Да и заказчик — мутный тип.

Ну, думаю, чёрт с вами всеми. Дай, думаю, пальцы в розетку суну — всё одно: хуже горькой редьки это дело. С детства не баловался: а теперь-то, поди, старший брат не заругает. Ну. Сую.

Хорошо долбануло. Смачно. Прям радуга над бездной. И дрожь прошла: я заметить-то успел, а испугаться — не-а. Двести двадцать вольт: детские килограммы. Не сгорел, в общем: так — унесло нафиг.

И увидел я: огромная — хрен его знает, каких размеров — башня электропередач: лапы расставила, стоит — важная такая: как Эйфелева, типа, да? а на бочине ейном лестница: по ней парни в комбинезонах снуют и ржут то и дело: я — к ним; но только на ступеньку шагаю — меня Петрович в грудь толкает: и говорит: «ты, мля, положняк отрицать удумал? мы зря старались, мля? свет, мля, тьму делили? не рыпайся, паря», — а я опять грудью на лапу его: «да я только спросить!» — он толкает, а я на пол кухни падаю. Позвонили мне тогда и сказали, что брат умер — представляешь? Как раз в Екат на похороны еду. Он вообще помалкивал последнее время. Я, знаешь, так думаю: пока люди рассказывают истории — они живут, замолчат — помирают. Вот, брат мой и того. Да.

Я улыбнулся нечаянно. «Девятка» дребезжала и шла неспешным шагом. Зарядила метель — сделалось слепо́ и бело. Усики дворников выписывали дуги, и на бровях их оставался снег. Я подумал уже рассказать про своё паломничество… Шина хрустнула по гравийке, и мы встали.

— А зачем мы, собственно, остановились? — спросил я.

— В такой буран далеко не укатишь. Переждём мальца. — Он закурил и примолчал. — Слушай, а можно посмотреть?

— Что посмотреть?

— Ну… — Он кивнул. — Пока всё равно стоим.

— Вы про что?..

Я вдруг понял, про что.

Душа кубарем скатилась в пятки.

— М-может, не надо? — проговорил я.

— Да ты чего? Я только посмотреть. — Валера явно развеселел

Я попробовал дверь. Заперто.

— Откройте дверь, пожалуйста, — сказал я стушёванным шёпотом. Валера продолжал лыбиться. — Откройте или я вас ударю.

— Ладно-ладно! — Валёра затянулся и щёлкнул по кнопке. — Нейтрон и тот благодарней, чем азият.

Я малодушно бросил ему выхваченные наугад бумажки рублей — и выскочил из машины с рюкзаком.

— Идите на хуй! — я прибавил.

«Девятка» хлопнула дверью и исчезла в непогоде.

Сумятица и вьюга: я не отличил бы Христа от чёрта. По лицу хлещет острым, меня колотит. Я нашариваю пачку, пытаюсь закурить — сигарета выпадает в снег и мокнет: я выхватываю другую. В наушниках:

Сугробы выше колена — комья забились в ботинки: мне всё равно: не хочу оставаться на дороге: простор открыт: ветер норовит отобрать сигарету: можешь подавиться ей, нá: меня хватает горючий смех: всего два выхода для честных ребят: я вижу, как ветер гоняет стаи снежин — будто тучи: приходится щуриться, чтобы хоть это разглядеть: да и тогда не видно — только оледенелая прядь свесилась прямо на глаз: наверное, тут овраг, спотыкаюсь: я лежу: мне всё равно.

Как-то всё же встал и с кем-то, наверное, ехал. Екатеринбург, Тюмень, ещё один день — позади. Все те же лица, всё так же пусто. Помню только бухого чувака на ночной трассе: я его будил тычком. Теперь — кроха «Пежо» с милой женщиной. Она — едет в Ишим, к родственникам (кажется, выходные). Я — смотрю на свои пальцы: они цвета варёной морковки.